пожаловался: «Чем есть такое, лучше уж посадить».
Посадить… Ну конечно! Сколько вёсен Люк провёл, разрезая картошку на посадку? Они с матерью наклонялись над одиннадцатилитровым ведром – и только ножи мелькали. Когда он был маленьким, то пытался поставить ногу на ведро с картошкой, как мать, но не доставал. Даже когда вырос, никогда не держал как следует равновесие. Обязательно опрокинет ведро. Мать, бывало, сурово посмотрит на него и скажет: «А ну подбери». А потом улыбнётся, будто вовсе не сердится. Она всегда с ним разговаривала во время работы: «Осторожней с ножом, не держи его лезвием к руке, не забудь про глазки, а то без глазка ничего не вырастет».
Картошка вырастет и без семян. Просто нужны сырые клубни.
Люк украдкой отделил вилкой сырую часть от варёной. Сырую опустил в карман брюк. Наверное, ещё никто до него не носил в карманах дорогих брюк картофельные глазки, но Люку было всё равно.
Как только звонок известил об окончании обеда, Люк быстро пробежался между столами, хватая где только можно оставленные кусочки картошки. За несколько минут карманы были набиты.
Он, волнуясь, прошёл по коридору и выскользнул за дверь, стараясь не размять картошку.
На него никто не обратил внимания.
В лесу Люк вытряхнул карманы и осмотрел сокровище. У него было восемь кусков картошки, вполне пригодных для посадки. Жаль, что он не стащил из столовой нож, но тут уж ничего не поделаешь. Ногтями он сломал пополам поддавшиеся куски. Потом высадил их в рядок неподалёку от бобов.
Закончив посадку, Люк сел, прислонившись спиной к дереву, и обвёл взглядом растения. Получилось неплохо. Через несколько дней станет известно, принялось ли что. Кажется, побеги бобов подросли. Главное, пока не завяли.
Немного передохнув, он прошёл к ручью, что бежал через лес, и, набирая пригоршню воды, несколько раз бегал от ручья к участку, чтобы полить свой сад. Эх, как бы сейчас пригодилось одно из тех огромных вёдер! Да хоть и чашка. Может, удастся притащить из столовой.
А пока и руки сгодятся. Дефилируя туда-сюда между ручейком и своим садом, Люк ощущал удивительный подъём, чего с ним не было так давно, и он забыл, что это значит.
«Счастлив, – изумлённо подумал он. – Я счастлив».
На следующий же день Люк ещё охотнее, чем обычно, выбежал в свой сад. Про картофель пока говорить было рано, но если с бобами всё в порядке, то можно надеяться, что они выживут, вырастут и дадут урожай. И вдруг малина сегодня даст ещё бутончики?
Он дошёл до участка и остановился как вкопанный.
Сад уничтожили.
Сломанные побеги малины болтались до земли, растоптанные бобы валялись в грязи. Картошка ещё не проросла, и ломать было нечего, но весь участок так затоптали, что Люк не мог сказать, где посадки.
– Не-ет! – взвыл он. – Не может быть.
Может, он случайно забрёл не туда? Сумасшедшая мысль. На одной стороне полянки рос клён с бугристой раной на стволе, на другой – дуб с провисшей веткой, посредине участка стоял полусгнивший ствол. Это его сад. Вернее, был.
Кто же его разорил?
Сначала он заподозрил зверей. Дома, когда они ещё разводили свиней, те пару раз вырывались на свободу и забирались в огород. Они, как безумные, вспахивали все, и мать была просто в ярости от ущерба.
Только в лесу свиней не было. Люк не видел никого крупнее белки, и сколько бы он ни разгонял белок и не тревожился на их счёт, Люк знал, что мелкие грызуны на такие пакости не способны.
К тому же они не носят ботинки.
Люк вздрогнул. Убитый горем, он не заметил этого сразу: вместо звериных следов на земле виднелись следы обуви, такой же, как на нём. Туфли на гладкой подошве наступили на малину, растоптали бобы, размели борозды с картошкой. Прошлись по всему участку.
Ему вдруг пришла в голову безумная мысль, не он ли сам во всём виноват. Может, это он вчера в спешке потоптал свой сад? Случайно наступил на посадки? Что за нелепость! Он бы никогда такого не сделал.
А что, если он как лунатик неосознанно пришёл сюда ночью?
Такое явно противоречило здравому смыслу. Его бы наверняка поймали. И на ночь он туфли снимает.
Поставив ногу рядом с самым чётким следом, он отметил, что тот размером был больше, чем у него. Другие были явно меньше.
В саду побывал не один человек. Его топтало много ног.
Он опустился на землю у ствола дерева. Закрыл лицо руками.
– Они растоптали всё, что у меня было, – простонал он, снова притворяясь, что беседует с теми, кого здесь нет. На этот раз не с отцом и матерью, Джен или мистером Толботом, а со старшими братьями, Мэтью и Марком. Он должен был попросить у них прощения, объяснить, почему он, Люк Гарнер, двенадцатилетний мальчик, плачет.
В тот день Люк вернулся в школу рано. А зачем ему оставаться в саду? Только больше расстраиваться. Ни пересаживать что-либо, ни убирать не стоило. Злоумышленник лишь снова всё уничтожит.
Умываясь перед уходом в ручье, он мучился вопросами. Кто это сделал? Кто эти… вандалы? Преступники? Люк даже не мог найти для них подходящего слова. Потом вспомнил, какими обидными словами обзывали его за последний месяц. Да. Во всем виноваты бывшие лишние. Экснеты. Тупые мужланы.
Он вытер лицо рукавом, и на нём отпечаталась грязь. Какая разница.
Возвращаясь от ручья, он сделал небольшой крюк, чтобы лишний раз не видеть свой несчастный растерзанный сад. Даже не побеспокоился перебегать широкую лужайку перед школой. Еле плёлся.
У самой двери мозги снова заработали. Сейчас, во время занятий, возвращаться нельзя. Его заметят в коридоре. Сколько человек орало на него в тот первый день? И Ролли. Люк взглянул на циферблат и прикинул, который час. Сейчас только половина второго. Ещё где-то полчаса до конца уроков. Тогда он сможет слиться с потоком других учеников, переходящих из одной аудитории в другую.
Люк в отчаянии прислонился к грубой кирпичной стене рядом с дверью. Он почти радовался боли, оцарапанной руке, давлению на лоб. Может, убежать в лес и найти убежище понадёжнее. Только ему было всё равно. Ради безопасности он пожертвовал всем: именем, семьёй. Сейчас жертва не казалась такой уж большой.
Лес его уже не манил. Он стал чужим. Впрочем, всегда был.
Стоя перед закрытой дверью, Люк неожиданно нашёл разгадку, которую по глупости, невниманию или из-за надежды не
