есть комковатую овсянку, когда не терпелось её проглотить в один присест и уйти отсюда. Хотя после пропущенных вчера обеда и ужина овсянка показалась на редкость вкусной. И настоящей мукой было ждать, когда распахнутся двери столовой и выпустят всех на уроки, а Люка в лес.
Как только завтрак закончился, он чуть ли не бегом сорвался с места.
Как правило, он с трудом находил дорогу в лабиринте коридоров, а на этот раз, на удивление, вышел прямиком к двери, ни разу не ошибся поворотом и не возвращался по своим следам. Подходя к двери, он замедлил ход, ожидая, что толпа разойдётся по классам. Наконец в коридоре остались только Люк и в нескольких шагах от него дежурный. Сегодня дверь была закрыта, но Люк был уверен, что она не заперта и он довольно быстро выскользнет наружу. Он оглянулся. Дежурный смотрел в противоположную сторону. Ну! Люк потянулся к дверной ручке… и отпрянул.
В последнюю минуту у него в голове как будто раздался чей-то крик: «Нет!» Мать иногда говорила о Боге… Может, это он и был. Или дух Джен пришёл к нему на помощь, когда не помогла записка её отца.
Или это сработал здравый смысл. Он сейчас не думал о Боге, духах, о собственном разуме, только знал: сегодня идти в лес нельзя.
Люк продолжал топтаться, притворяясь, что просто бесцельно слоняется.
– Марш в класс! – прорычал дежурный.
Люк кивнул и зашёл в следующий класс. Он был так разочарован, будто обнаружил на двери железную решетку. Что с ним такое? Трусит?
Люк вспомнил все мысленные игры, в которые сам с собой играл, чтобы набраться смелости и пойти впервые к дому Джен. Тянул время неделями, убеждая себя, что ждёт подходящего момента. Тогда он точно трусил.
Но сейчас нет. Он сел на стул, безымянный, как остальные мальчишки в классе, и казался себе храбрым, умным и хитрым.
В прошлый раз ему просто повезло. Если хочется ходить в лес снова, снова и снова и чтобы не поймали, нужно всё хорошенько обдумать. Выяснить всё до мелочей. Например, почему так встревожился вчера вечером дежурный по коридору. Прежде чем снова выходить, надо проверить, насколько это безопасно.
Люк оглядел аудиторию. Учитель писал на доске замысловатые математические формулы. Люк не смог бы решить ни одной, даже если бы от этого зависела его жизнь. Но впервые, вместо того чтобы отчаяться и потупить глаза, отважился рассмотреть других мальчишек. Некоторые слушали учителя, другие записывали… нет, рисовали обнажённых девушек. Кое-кто откровенно спал, разинув рот. А кто-то раскачивался в сторонке, обхватив поджатые колени.
Люк уставился на них. Опыта у него было маловато, поскольку раньше в жизни он знал только шесть человек, но раскачивание вряд ли можно было считать нормальным поведением.
Вскоре прозвенел звонок, и он потащился в другой класс. Там всё происходило точно так же: кто-то вёл себя нормально, некоторые мальчишки без конца раскачивались. Почему он не замечал этого раньше?
Хотя ясно почему. Всякий раз, оглядывая класс, он бросал на других мальчишек быстрые короткие взгляды и тут же отворачивался в страхе, что они посмотрят на него. Так ничего толком не разглядеть.
Переходя по коридору в другой класс, Люк решил провести опыт. Он смотрел каждому проходящему прямо в глаза.
Ему было страшно, страшнее, чем перебегать в открытую через лужайку. В животе закрутило, и, казалось, сейчас стошнит и он расстанется с утренней овсянкой.
Ноги тоже подкашивались от страха. Но эксперимент того стоил.
Большинство встречных отворачивалось. Некоторым чутьё подсказывало увернуться от его взгляда. Только двое или трое выдержали и так же нагло уставились в ответ. «Этих нужно запомнить», – приказал он себе, собрав всю волю в кулак, чтобы не отвести глаз.
Когда он наконец добрался до следующего класса, его трясло с головы до ног.
«Наверное, выдал себя, – подумал он. – Теперь они узнают».
Кто эти «они», он не знал.
Прежде чем снова отправиться в лес, Люк прождал целую неделю. Однако, как бы он ни старался вникать во всё, количество тайн не уменьшалось.
Например, к концу недели отсутствие окон совершенно сбило его с толку. Он обнаружил, что во всём здании не было ни единого окна.
Для этого Люку пришлось узнать поэтажный план всей школы. Он обошёл каждый класс, каждую спальню, каждый кабинет. Однажды утром за завтраком он притворился, что заблудился и ворвался прямо на кухню. Повара раскричались, а ему сделали суровый выговор и объявили десять штрафных очков, но он выяснил то, что хотел. На кухне тоже не было ни единого окна.
Почему? Зачем нужно было строить школу без единого окна?
Люк задумался. Может, его дом с окнами был как раз необычным, а он принимал это за норму. Но нет, все дома, школы, другие здания, которые он видел на рисунках в книгах, тоже имели окна. И когда правительство построило район, где жила Джен, во всех домах были окна. А семья Джен и их соседи были сплошь богачи… если в домах богачей имелись окна, почему их не было в школе?
Он никак не мог понять, почему все мальчишки такие разные.
Теперь он замечал, что в большинстве классов были мальчишки, которые раскачивались. Люка они несколько раз почти загипнотизировали. Однако они казались довольно безобидными.
Беспокоили его другие, которых он называл «лупычи́», те, что таращились в ответ на его пристальный взгляд.
К ним относились дежурные по коридорам.
И мальчишка-шакал.
Он пытался оправдаться, что лупычи беспокоили его лишь потому, что он так долго прятался. Конечно, он не любил, когда на него смотрели. Они, вероятно, вели себя нормально, это он боялся выдать своё настоящее лицо, потому что нервничал.
И всё-таки в это не верилось.
По вечерам, когда мальчишка-шакал начинал пытки, Люк старательно смотрел в пол, но так отчётливо чувствовал на себе его взгляд, словно удар кулаком или пощёчину.
– Повтори: «Я тля ничтожная», – как обычно однажды вечером приказал ему мучитель.
Люк пробормотал слова. Интересно, что будет, если он поднимет глаза и забросает того вопросами: «Что ты на меня вылупился? Почему тут нет ни одного окна? Почему мы никогда не выходим наружу? Почему в тот день дверь была открыта?» И наконец: «Здесь есть «дети-призраки»?»
Конечно, он не решился спросить мальчишку-шакала. Тот забавлялся, заставляя Люка по пять минут махать руками. Ему нравилось унижать. Такой запросто донесёт в демографическую полицию: «А я знаю, где найти третьего ребёнка. Сколько заплатите?»
Так что Люк прикусил язык и,