скрипя зубами, полсотни раз касался пальцем носа, как было приказано. Бегал до изнеможения трусцой на месте. Снова и снова наклонялся, касаясь пальцев ног, пока мальчишка-шакал устало не отмахнулся:
– Исчезни с глаз моих!
Люк полез в кровать, не зная, то ли радоваться, что не разоблачил себя, то ли расстраиваться, что так и не нашёл ответов на вопросы.
В ту ночь он так был занят размышлениями об этих загадках, что даже не повторил ритуала прошептать своё имя.
Теперь в своих мысленных разговорах он не извинялся, а просил совета.
«Как ты считаешь, Джен? Что не так с этой школой? Что здесь плохо? Ты много раз выезжала в магазины по фальшивому пропуску. Как ведут себя люди, так же как мальчишки здесь, в школе Хендрикса? И мама, папа, что скажете? Можно мне ещё раз сходить в лес?»
Казалось нелепым спрашивать разрешения у родителей, которых он больше не увидит. Или просить совета у погибшего друга. Однако других возможностей у него не было.
Люк проглотил комок, подступивший к горлу. Ну не дано ему разгадать тайны школы. Он опять выйдет в лес, невзирая ни на что.
Люк разработал план: решил каждый день выходить из школы после обеда и возвращаться прямо к ужину, делая своего рода уступку. Он считал, что должен посещать хотя бы кое-какие уроки, неважно, что от них не было толку. И таким образом он не пропустит обед и ужин. Теперь ему почти всегда хотелось есть. Его шикарные брюки того и гляди сползут с костлявой фигуры.
В первый день выхода наружу выскользнуть удалось, когда дежурный смотрел в другую сторону. Теперь он точно знал, что никто из мальчишек не обратит на него внимания.
«Ведь легко же, – подумал он про себя, пробегая через лужайку к лесу. – Почему остальные до этого не додумались?»
Он решил не тратить времени на вопросы, на которые нет ответов.
Ярко светило солнце, и даже листочки, неделю назад крохотные и свёрнутые, теперь развернулись в полную величину. Высоко над головой переплетённые, будто арка, ветви деревьев скрывали небо. «Словно в пещере», – подумал Люк. И сразу вспомнилось, как он прятался в доме. Он вышел на поляну, где сквозь мёртвые осенние листья пробивалась трава. Похоже, там росла и малина, погребённая под спутанным кустарником.
– Малина, – прошептал Люк, и у него потекли слюнки.
Дома малину выращивала мать, и каждый июнь кормила семью пирогами, кексами и хлебцами с ягодой. Варила малиновый джем и намазывала на тосты, а ещё весь год добавляла его в кукурузную кашу.
Люк жадно осмотрел кусты, вкусить малины – было бы словно побывать дома, пусть на минутку. Но ягод ещё не было, попадались только бутоны.
И скорее всего, трава задушит эти побеги, прежде чем они окрепнут.
Если только Люк не удалит поросль вокруг.
Ему хватило десяти-пятнадцати минут, чтобы прополоть сорняки, освободить кустики малины от поросли, и к концу работы в голове у него созрела мысль.
Он бы мог вырастить здесь целый сад. Вряд ли кто станет возражать или вообще узнает. Воображение уже рисовало ему ряды сладкой кукурузы, кусты помидоров, горох. Сбоку полянки в тени деревьев можно посадить клубнику и чернику. Бобы тоже бы не помешали. Тыкву выращивать непрактично, потому что от сырой толку мало. Но, кроме того, есть огурцы и цукини, мускусная дыня и арбуз…
Желудок забурчал.
Потом он вспомнил про семена. Семян-то нет.
Мечты Люка мгновенно увяли. Размечтался, как дурак, а семян-то нет, и ничего не вырастишь. Он живо представил, как сейчас потешались бы над ним Мэтью и Марк, узнай они о его мечтах. Даже отец с матерью не удержались бы от смеха. Он всего месяц не был дома и уже забыл, что нужно для сада.
Люк разочарованно смотрел на жалкие побеги малины. Потом словно услышал материнский голос: «Используй то, что есть». Сколько раз он слышал от неё эти слова?
Даже одна ягодка будет вкусной.
А если ещё где-нибудь в лесу найдётся черника или земляника, их можно пересадить.
Или добыть семена из того, чем кормят в школе. Например, ростки бобов можно посадить? Он не знал, какие бобы вырастут, но даже если соя, Джен как-то говорила, что правительство считает их съедобными. Жареные, наверное. Значит, соорудим костёр.
Может, позже, летом, в столовой дадут помидоры, дыню или арбуз, и он утащит семечки к себе в комнату. К тому времени сеять будет уже поздно, но он сохранит семена до будущего года…
От мысли, что придется остаться в школе на целый год, перехватило горло. Целый год без семьи, год тоски по Джен, год, ни с кем не разговаривая, кроме мальчишки-шакала. Целый год под чужим именем и в одежде не по размеру.
Люк встал и решительно топнул.
– Лес у меня уже есть, – сказал он. – И сад будет. Мой сад.
К концу недели Люк очистил довольно большой участок. Посреди росла малина, а по бокам ровные ряды бобовых побегов. В мысленных беседах он теперь обращался к отцу.
– Что ты о них скажешь, отец? – вопрошал он вслух, будто отец мог ответить на самом деле. – Зря я трачу время? Или соберу осенью хороший урожай?
Люк и правда не был уверен в успехе, но чрезвычайно гордился аккуратным садиком. Подумывал исследовать лес, но он всегда был занят: копал, полол, ухаживал за участком. Разгоняя белок и бурундуков, жалел, что не может охранять свой садик целый день.
Но каждый день пристально следил за временем, поглядывая на часы на руке, чтобы вернуться в школу ровно в шесть. Часы он обнаружил в чемодане и столкнулся с трудной задачей: разобраться в них оказалось не так просто. Палочки, галочки и крестики на часах были цифрами, это он понял, но они отличались от ему привычных. И почему богатые любят все приукрашивать и усложнять? Дома у отца с матерью на кухне были простые электронные часы. Они ясно отсчитывали минуты. Эти же наручные часы для Люка были тарабарской грамотой. Но он смотрел, под каким углом падают солнечные лучи, изучал электронные часы в школе и, сравнивая со своими, вскоре стал понимать наручные так же, как и любые другие.
Он очень гордился собой.
И своей новой победой.
Однажды в столовой на обед подали печёный картофель. Он плохо пропёкся, хрустел на зубах. Люк откусил сырой конец, из которого даже не удалили глазок. Выплюнув его, он сам себе
