поддельные и по закону страны он должен умереть.
Странно, окон Люк не увидел. Однако кто-то открывал дверь.
Люк побежал. Он мчался, не разбирая дороги, как в первый день, когда пытался не упустить Ролли Старджона. Продирался через подлесок, пока разум не отметил: вот он, настоящий лес. Колючий ежевичник царапал руки, ноги и грудь, и он всё продолжал бежать. Откинул с дороги ветви плакучей ивы. Мчался, как безумный, и мог так бежать целую вечность.
Потом споткнулся о бревно и упал.
Тишина. Только теперь, остановившись, Люк понял, сколько от него шума. Вот дурак. Он лежал ничком среди мха и папоротника и ждал, что кто-нибудь схватит его за шиворот, заорёт и накажет.
Ничего не произошло. Кроме учащённого пульса, он слышал только пение птиц. Пролежав, казалось, целую вечность, Люк осторожно поднял голову.
Ветви деревьев пологом свисали над головой. Перед глазами что-то мелькнуло – это прыгнула с ветки на ветку белка. Ветки раскачивались на ветру.
Люк медленно шагнул назад. Потом нагнулся и, затаившись в подлеске, наблюдал за школой.
Вокруг не было ни души.
Люк внимательно посмотрел на дверь. Она снова приоткрылась, и он испуганно замер. Потом закрылась. Закрылась, открылась, закрылась, открылась, очень медленно, словно школа через дверь дышала. И вдруг до него дошло.
Изнутри дверь никто не толкал. Она открывалась от дуновения ветра или когда мимо пробегали мальчики.
Люк вытянул шею. Теперь он видел всю стену школьного здания. И тут он впервые обратил внимание: в стене не было ни единого окна. Она сверху донизу целиком состояла из кирпича. Разве так бывает?
Люк стал вспоминать все комнаты, в которые заходил со своего приезда в школу Хендрикса, и правда – окон нигде не было. И комната, в которой он жил вместе с мальчишкой-шакалом и его свитой, была без окон. Как же он раньше этого не замечал? И почему кто-то построил дом без окон?
Неожиданно ему стало всё равно. Окон в здании не было, из двери никто не выходил… ему ничто не угрожало.
– Теперь можно прочитать записку! – сказал он вслух и засмеялся.
Так странно и захватывающе было слышать собственный голос, не робкий, не запинающийся, голос Люка, не Ли.
– Сейчас её прочитаю прямо здесь! – смакуя каждое слово, решил он. – Наконец-то!
Он прошёл поглубже в лес и сел на то самое бревно, о которое споткнулся раньше. Медленно, чинно достал из кармана записку отца Джен. Теперь он узнает, что ему нужно сделать.
Люк развернул бумажку, обтрепавшуюся от перекладывания при смене брюк из одного кармана в другой. Потом уставился на неё, пытаясь понять смысл каракулей мистера Толбота.
В записке было всего три слова:
«Смешайся с толпой».
– Нет! – закричал Люк. – И это всё? «Смешайся с толпой»? Что это за совет?
Ему нужна помощь. Он её столько ждал.
– Я на вас так надеялся! – снова закричал он, не обращая внимания на то, что его могут услышать.
Буква «С» в слове «смешайся» расплылась перед глазами. Он в отчаянии крутил записку и так и сяк, надеясь найти что-нибудь на обратной стороне. Может, настоящее послание там? Однако другая сторона была пуста. Он держал в руке маленький замусоленный обрывок бумаги, не более. Даже мать, экономившая на всём, использовавшая старые конверты по второму разу, даже она недрогнувшей рукой выбросила бы бесполезный клочок в мусор.
И на этот крохотный, ничтожный кусочек Люк возлагал столько надежд!
В ярости он разорвал клочок пополам. Потом на четвертинки. Восьмушки. Рвал, пока от клочка бумаги осталась только пыль. Микроскопичная. Потом отбросил её подальше.
– Ненавижу вас, мистер Толбот! – взревел Люк.
Слова эхом отражались от деревьев. Казалось, даже лес над ним хохочет. Наверное, это мистер Толбот и имел в виду, когда вручил Люку записку в тот первый день. Люк представил, как мистер Толбот смеётся, отъезжая от школы, где его оставил. Наверное, он думал, как забавно бросить тупого деревенского мальчишку в школе для богатых и посоветовать: «Смешайся с толпой». Небось хохотал всю дорогу. Будь жива Джен, тоже бы над ним похихикала.
Нет. Джен не…
Люк закрыл лицо руками, сполз на землю и улёгся рядом с бревном. Без записки, на которую он так надеялся, у него не хватало мужества даже сидеть.
Люк не думал, что заснёт в лесу, в опасном месте, злясь на весь белый свет. Однако через некоторое время проснулся окоченевший, обиженный и смущённый. Ещё пели птицы, лёгкий ветерок шевелил волосы… И тогда он всё вспомнил – и улыбнулся. Какой хороший сон! Но отчего на душе скребут кошки?
Потом сел, открыл глаза и вспомнил, что произошло. Записка, в которую он так горячо верил, превратилась в бесполезную пыль, и как он ни вглядывался в подлесок, от неё не осталось и следа. Кто знает, сколько он нарушил правил школы Хендрикса, находясь здесь, в лесу. И понятия не имел, как давно он ушёл… Щурясь на солнце, Люк думал, что, по крайней мере, полдня прошло точно. Наверное, его отсутствие уже заметили. Надо бы придумать какое-нибудь объяснение. Надо вернуться, чтобы его не нашли здесь. Ничего плохого не произойдёт. Может, удастся их убедить, что хотел было убежать… предположим, настоящий Ли Грант так бы и сделал… потом раскаялся и вернулся. Но тогда пора идти обратно. Люк не тронулся с места.
Возвращаться в школу не хотелось. Ни сейчас, ни вообще. Ничего хорошего там для него не было. Теперь он это понял. Ни друзей, ни готовых помочь учителей, ни выбора. Он, как заводная игрушка, бездумно переходил из класса в класс, от завтрака к обеду и ужину, стараясь не привлекать к себе внимание.
От одной мысли о школе забурчало в животе.
– Всё равно не вернусь! Ни за что! – не зная точно, кому бросал вызов, пробормотал Люк.
С этим решено. Тогда куда бы ещё пойти?
Домой.
Желание было гораздо сильнее, чем раньше. Снова увидеть мать, отца…
Он чувствовал себя глубоко несчастным: ему не хватало даже братьев.
Он увидел бегущего бурундука. Его лапки едва касались земли. Точно так же легко побежал бы домой и Люк. Нужно только начать.
Только было одно «но». Он не знал, как туда добраться. Даже будь у него карта, ему не отыскать на ней фермы родителей.
И фальшивого удостоверения с собой не прихватил. Он не носил документы с собой, в кармане. Держал в чемодане.
Пойти за ним он не мог. А попасться без удостоверения
