говорит Картер.
– Д как в слове «Даллас», – услужливо подсказываю я. – Ещё совсем чуть-чуть, парни, и вы доучите алфавит.
Даллас умеет очень быстро двигаться. Он стремительно – не успеешь сказать «с луком и сметаной» – прижимает меня к стенду с чипсами. Я ощущаю чипсы спиной и успеваю подумать, что тысяча пакетиков с чипсами – не худший способ смягчить падение.
– Вы! – орёт Бенни, наставив два растопыренных пальца на Картера и Далласа. – Вон отсюда! – Он выдёргивает у Картера надорванный пакетик «Доритос» и трясёт перед его лицом. – Вон!
В нашем районе все, даже школьники, знают, что с Бенни лучше не связываться. Он учился драться в Каире, там, где вырос. Он говорит, у них там всё по-серьёзному.
Когда Даллас и Картер исчезают, Бенни поворачивается ко мне:
– Ты что, дерёшься? С каких это пор?
Я пожимаю плечами.
– Я тебе скажу одну вещь, – говорит Бенни. – Этот Даллас…
– Да?
– Его настоящее имя – Дэвид.
Я смеюсь:
– Я знаю. Он поменял его в третьем классе.
Бенни качает головой.
– Ну и что не так, спрашивается, с именем Дэвид? Прекрасное же имя! С тебя семьдесят пять центов за «M&M’s».
Я даю ему доллар, и он отсчитывает мне сдачу:
– Никель – восемьдесят, дайм – девяносто, ещё один дайм – один доллар.
Он никогда не даст тебе просто квотер.
Дома под дверью я нахожу записку. Жёлтый листок, сложенный вчетверо:
Ушёл с чемоданом в 12:45 пополудни.
Дядя ждёт отчёта. Срочно.
Не успеваю я это прочитать, как звонит телефон. Я беру трубку и говорю:
– Уже иду.
– Э-э-э… куда? – спрашивает голос в трубке.
– Боб?
– Угу.
– Привет. Я думал, это кое-кто другой.
– Я тут подумал…
– О чём? – Я искренне надеюсь, что на этот раз не о реформе орфографии.
– О вкусовом тесте.
– А.
– Я подумал: ведь никто, кроме тебя, не знает, что́ ты чувствуешь. Так что если даже ты не ощущаешь какой-то вкус, ты всё равно можешь вести себя так, как будто ощущаешь. Понимаешь, что я хочу сказать?
– Кажется, да. – Он хочет сказать, что я могу притвориться. Что даже если у меня эта самая низкая вкусовая чувствительность, то всё равно, когда мистер Ландау раздаст нам эти химические бумажки и велит засунуть их в рот, я могу побежать к питьевому фонтанчику, как все остальные. Что мне совершенно не обязательно выглядеть фриком.
– Просто на всякий случай, – добавляет Боб.
Карамель, в платье и поросячьих тапках, открывает дверь.
– Верней дома? – спрашиваю я.
– Верней всегда дома.
– Карамель, ты достала! – Верней возникает у неё за спиной. – Я присматриваю за ребёнком. Угадай, кто тут у нас ребёнок? Давай отсюда, мне нужно поговорить с Джорджем.
– О чём?
– Тебя не касается. Иди занимайся чем ты там занималась, окей?
– Что значит «чем занималась»? Ты сказал мне наблюдать за попугаями, и я наблюдала, и уснула, и ты мне должен доллар. Кстати, который час?
– Час убираться восвояси!
– Где мой доллар?
– Пойди и возьми! Ты знаешь, где лежат деньги за выгул собак. Брысь!
– Сам брысь! – Она удаляется по коридору.
– Чего так долго? – спрашивает Верней и сразу, не дожидаясь ответа, продолжает: – Мистер Икс всё утро был дома. А потом ушёл с одним большим чемоданом. Я засёк его в домофон.
Я не напоминаю ему, что ни разу не видел мистера Икс и не имел случая познакомиться с его багажом.
– Думаешь, он уехал? В смысле, надолго?
– Точно сказать невозможно. Но такая вероятность имеется. Я намерен снова туда проникнуть.
– Проникнуть, – повторяю я.
– Только сначала мы должны составить список.
– Список, – повторяю я.
– Да, Джордж, список. Список всего, что теоретически можно открыть ключом.
– Например, ящик письменного стола, – говорю я, когда мы устраиваемся в креслах-мешках. – Или портфель.
– Ящик стола, – диктует себе Верней и делает запись в блокноте. – Портфель.
– Или, может быть, знаешь, такой застеклённый шкафчик, – говорю я. – В них иногда бывают такие ключики. Ты не видел, у него там есть что-нибудь старинное? Мне папа показывал в антикварном магазине старинный письменный стол, там отодвигается панель, а за ней потайной ящичек…
Верней отрывается от блокнота и внимательно глядит на меня:
– Похоже, это твоя сильная сторона, Джордж.
– Да не то чтобы. Меня просто слишком много таскали по всяким лавкам с древностями.
Он улыбается:
– И всё же. Ты начинаешь мыслить как шпион. Это прогресс.
Мне неожиданно приятно это слышать. Как будто я и правда в чём-то становлюсь лучше.
И тут Верней, словно прочитав мои мысли, говорит:
– Ты больше не дебютант, Джордж. Как насчёт твоего знаменитого списка словарных слов? Есть там такое слово?
– Я знаю, что такое дебютант.
– Вот и хорошо. Значит, ты понимаешь, что тебе пора переходить к более серьёзной работе.
Я не уверен, что мне нравится, к чему он клонит.
– Это к какой же?
Он смотрит на меня этим своим взглядом и отвечает:
– К ночной.
Незаконное проникновение (2)
Ночная работа, как выясняется, – это спать, держа под ухом мобильный телефон в носке. Телефон в режиме «вибро», и он будит меня в два часа ночи, поднимая, как мне кажется, со дна океана.
– Третий раз тебе звоню, – говорит Верней, когда мне наконец удаётся выковырять телефон из носка. – Теперь, когда ты больше не дебютант, тебе нужно научиться спать почутче.
– Как можно такому научиться?!
– Я буду у тебя под дверью через шестьдесят секунд.
– Ну и что теперь? – спрашиваю я. Мы с Вернеем стоим на моём дверном коврике.
– Ты не одет. – Верней окидывает оценивающим взглядом мою футболку и пижамные штаны. На нём самом – джинсы, в которые заправлена застёгнутая на все пуговицы рубашка-оксфорд.
– Ну и что? Ты сам говорил, весь смысл в том, чтобы нас никто не увидел.
Он начинает подниматься по лестнице.
– Просто шпионы обычно одетые. Ты не знал?
На этаже мистера Икс мы оба сразу ищем взглядами обёртку от жвачки. Она по-прежнему торчит в двери.
– Я же сказал, – говорит Верней.
– И ты можешь гарантировать, что он не вернётся в ближайшие двадцать минут?
– Посреди ночи? – Верней сбрасывает кроссовки и аккуратно ставит их сбоку от дверного коврика мистера Икс.
– Я, наверно, не смогу, – говорю я.
Верней разжимает кулак и показывает мне золотой ключик.
– Я должен узнать, что́ им открывают, Джордж. Вряд ли у меня это получится, если мы будем тут стоять и шептаться.
Я мотаю головой.
– Нет. Я не могу. Так нельзя.
Он секунду смотрит на потолок.
– Мне бы очень пригодился твой опыт, Джордж. Но
