или неспособен мыслить. Его мать была такой же трудолюбивой и так же лишена всякого юмора – мы рядом с ней казались себе увядшими фиалками, даже деятельная Пег.
Когда беженцы прибывали один за другим, Пег как по волшебству превращала хаос в порядок – все это с хорошим настроением и твёрдой рукой. Порядок заключался в разумном распределении обязанностей и включал всех нас в разные виды деятельности: чистку картофеля, приготовление варенья или пропалывание грядок; однако в жаркие часы дня мы сбегали с наших рабочих мест. Её недовольство этим быстро улетучивалось, дружеское прощение и брызжущий юмор сглаживали всё.
Кто-то вздохнул: «Надеюсь, будет хороший урожай!» На что Павел воскликнул: «Ах, если бы были бесконечные поля сочных, хорошо прожаренных Chateaubriands!» (мясное блюдо).
Двоюродная сестра хозяина дома, Тини, чей муж принц Кристоф фон Гессен был убит два года назад, была душой всего общества. Воспитанная во Франции, она, так же как и я, усвоила внушительное количество разных знаний, как это делали все, кто сдавал экзамен на бакалавра. Мы выяснили, что это, хотя и создаёт тот плодородный слой, который позволяет быстро всему расти и развиваться, к жестким фактам действительности, с которыми нам пришлось столкнуться, подготовило нас очень мало.
Наши одинаково приобретённые знания остались своего рода тайным языком между нами двумя, и в этом мы находили большое удовлетворение.
Все источники доходов гессенской семьи почти иссякли, в то время как их обязательства возрастали в обратной пропорции. Вдруг появились два господина по поручению американской картинной галереи, чтобы сделать предложение о покупке всемирно известной «Мадонны» Гольбейна за астрономическую сумму. Картина находилась в течение столетий во владении семьи.
Картина была перевезена сюда, на Запад, из одного гессенского поместья в Силезии, с целью уберечь её от наступающей Советской армии. Она чудом уцелела от уничтожения, но по дороге попала под артиллерийский обстрел. В Вольфсгартене её задвинули под кровать Пег и все время доставали, чтобы полюбоваться. Незадолго до конца войны, когда поблизости разрывались снаряды, обитатели дворца бросились в бомбоубежище. В темноте Пег споткнулась о картину, которая лежала посреди комнаты, и подумала, что, возможно, она, наступив на картину, прорвала острым каблуком ткань полотна. Но когда снова появился свет, Пег с бесконечным облегчением увидела, что прорвана только упаковка. «Мадонна» осталась цела.
Когда американцы поняли, что Лу не клюнул на их удочку, трансатлантические покупатели предложили сумму в валюте: «Представьте себе, что вы можете сделать с такими деньгами», – уговаривали они его. Лу, который мрачнел тем больше, чем выше становилась называемая сумма, вдруг переменился в лице и сказал, просияв: «Теперь я знаю, что бы я сделал с деньгами!» Посетители смотрели на него с радостным ожиданием. «Я бы купил на них „Мадонну“ Гольбейна». (Позднее картину одолжили в Швейцарию в обмен на бесплатные каникулы берлинских детей. Сегодня эта картина составляет гордость восстановленного музея дармштадтского дворца.)
Тини и мне показалось, что наступило время позаботиться о наших платьях, так как наш гардероб сократился до минимума. Мы нашли два велосипеда в относительно хорошем состоянии и отправились на них во Франкфурт, который находился приблизительно в тридцати километрах от Вольфсгартена. Тини вспомнила об одной портнихе, и мы с оптимизмом поехали к ней.
Хотя мы уже и привыкли к разрушениям и опустошениям, но Франкфурт производил особенно угнетающее впечатление: ни один дом не был выше одного этажа – лишь зияющие развалины. Горячий ветер раздувал щебень, пыль и обрывки бумаг. Портниху найти мы не смогли, её дом представлял собой груду обломков.
Купить что-нибудь поесть было невозможно, не было ничего; а когда разразилась сильная летняя гроза, мы не смогли найти никакого укрытия. Нам не оставалось ничего другого, как быстрее возвращаться домой, и так мы поехали, огорченные, под проливным дождем по автотрассе назад.
Колонны военного транспорта, заполненные чёрными военными, проезжали мимо нас. Солдаты кричали и махали нам и предлагали подарки. Один улыбающийся водитель-негр пытался соблазнить нас кожаной сумкой и парой обуви.
Постепенно гроза утихала; промокшие до нитки, мы выехали на дорогу на Вольфсгартен, где могли наконец ехать рядом.
С глубоким отвращением Тини заметила, имея в виду этот ужасный день и все страшные события последних лет, вспоминая «Потерянный рай» Мильтона: «Третий рейх одарил нас адом дураков!». Этим она охарактеризовала безумие прошлых лет, которое и сейчас ещё не прошло, и этой характеристикой попала прямо в точку.
Много лет спустя мы с Павлом проделали в сверкающей машине Porsche тот же самый путь в Вольфсгартен.
Толпа людей стояла вдоль дороги, которая была оцеплена вежливыми полицейскими. Когда перед въездом во дворец мы показали свой пропуск, они приветливо поздоровались и указали нам на знакомые ворота.
Сегодня здесь давали обед в честь английской королевы и её супруга, которые находились с официальным визитом в Германии. У ворот закончились все протокольные церемонии.
Мы собрались, как часто и раньше, в красивом Большом зале, а потом перешли в Красную гостиную, обтянутую испанской кожей. Там состоялся обед. Стол был украшен целым лесом ландышей, которые сияли в свете свечей. Хозяин дворца со свойственным ему тонким вкусом решил, что как бы ни были хороши его серебро и фарфор, королеву они поразить не смогут, и предпочел поэтому почтить очаровательную женщину скромными весенними цветами.
Какая разница, думала я, с нашей дождливой велосипедной поездкой во Франкфурт в 1945 году!
Мы узнали, что в Кронберге взломали сейф и украли все семейные драгоценности ландграфа фон Гессена. Новые обитатели дворца разрезали также на мелкие куски ковры, чтобы покрыть ими свои спальни…
Брат Пег, английский офицер, однажды по рассеянности засунул свой пистолет в ящик комода, между рубашками, в гардеробной Лу. Он хотел спрятать его в месте, недосягаемом для детей. Но скоро уехал, забыв об этом.
На следующий день без всякого предупреждения появился джип американской военной полиции, чтобы арестовать Лу, – по ошибке, как это уже случалось раньше. Пег побежала в его гардеробную, чтобы взять для него бельё, и до смерти испугалась, когда нашла в ящике с бельём пистолет: за незаконное хранение оружия – к тому же оружия союзников – грозил смертный приговор. Она быстро закрыла ящик и облегченно вздохнула, когда американцы уехали, не обыскав дом.
Мы так надеялись, что войска союзников наконец-то защитят нас от беззакония, царившего при нацистском режиме, – тем более поражал нас новый произвол. Огромное количество военнопленных, оказавшихся в руках союзников, затрудняло их попытку отличать наци от не наци. Многое часто зависело от доброй воли того или другого гражданского или военного лица – мы
