облегчение, оттого что наконец-то освободились от лжи, предательства и террора. Было ощущение, словно нацисты распространяли вокруг себя смертельную заразу, и лишь теперь можно было вновь смотреть с надеждой в будущее.
Это чувство освобождения вселяло в меня надежду и на новое будущее для России. Может быть, и мои земляки найдут однажды тот же путь к выздоровлению и будут излечены от этой смертельной заразы.
Часть 5. Поездка в австрию. Осень 1945 года
За определенное количество вина мы обменяли одну из двух машин, всю войну простоявших в сарае Вольфсгартена. Это был голубой Opel Super Six Cabriolet выпуска 1938 года, внутри обтянутый серой кожей. Ещё одна порция вина, картофеля и фруктов – и мы получили детали для мотора и шины к автомобилю, а также все необходимые документы. С багажом не было никакой проблемы, так как всё наше имущество умещалось в одном чемодане. Обладать снова автомобилем казалось нам вершиной счастья, символом свободы.
Наконец-то мы могли отправиться в Австрию, чтобы найти Мисси и привести в порядок наши документы.
Мы намеревались возвратиться через несколько недель, но прошло два года, прежде чем мы вновь увидели Йоганнисберг.
Уже вскоре после Висбадена нас остановил дорожный контроль. Американские солдаты отправляли взмахом руки одну за другой целую вереницу машин с автострады. Водители толпились в служебном помещении прилегающей деревни. Они выглядели беспокойными и виноватыми, так как большинство из них использовало бензин американской армии. Но честно говоря: кто мог чувствовать себя вне подозрений, если постоянно менялись предписания и анкеты? Мы были готовы ко всевозможным гонениям – от ареста до отнятия машины. Дежурный офицер, к которому мы обратились по-английски, снизошёл лишь до такого объяснения: «Становитесь в ряд с другими. Украдена корова!». Павел побледнел от гнева, и его прорвало: «Чтобы сразу внести ясность: от меня можно многого ожидать, но коров я не краду!».
Он вернулся к машине, вывел её из ряда и рванул на полной скорости, в то время как полицейские, обомлев, смотрели ему вслед, потеряв дар речи.
Мы избегали основных дорог, так как по ним ездили машины оккупационных властей. Наше положение оставалось щекотливым, мы не были уверены в правомочности наших водительских прав, и становилось не по себе, когда мы думали о сырном запахе американского бензина в нашем баке, который всё же из осторожности был профильтрован через древесный уголь, чтобы устранить его розовый цвет.
И все же ничто не могло отнять у нас хорошего настроения – ведь мы остались чудом живы и окрепли за месяцы покоя и тишины. Прекрасное лето постепенно превращалось в золотую осень, и в первый раз за много лет мы ехали для удовольствия, совершенно захваченные скоростью нашего продвижения по пустынным дорогам.
Шесть месяцев назад – целая вечность – мы доверили одному товарищу Павла в Бамберге несколько чемоданов – он возвращался к себе домой в Аммерзее. В них были упакованы великолепно исполненные интерьеры, которые были посвящены второй жене канцлера в 1826 году – мы извлекли их из рамок, они висели в моей спальне в Кёнигсварте, кроме того, некоторые ценные предметы и несколько платьев. Мы надеялись, что сможем сейчас по пути забрать эти чемоданы, так как надвигалась зима. Но нас ожидало привычное разочарование: вещи уже не находились у друга Павла, они пропали или были украдены по дороге.
Мы объехали Мюнхен, который, несмотря на чудовищное разрушение, был переполнен американскими воинскими частями, и Гармиш, ставший теперь центром отдыха американской армии. О приближении этого «рая» возвещали таблички: «Boy, it's coming to you!» («Парень, это ждет тебя!»). Когда мы проехали этот город, то другая табличка провожала нас сочувствующим комментарием: «Brother, you've had it!» («Брат, ты имел всё это!»).
В Аммерзее мы нашли друзей, которые, как и мы, надеялись на въезд в Австрию. Мы остались на несколько дней у них, чтобы разведать, в каком месте лучше всего было пересечь границу. Официально она была для местных жителей герметично закрыта. Однажды утром мы всё же пустились в путь, чтобы попытать своё счастье, и окольным путем добрались до малоизвестной автострады на Зальцбург. Мирные запахи сена, навоза и осенних костров оживляли эту нетронутую деревенскую дорогу, в то время как мы приближались ко всё более высоким горам.
На австрийской границе один служащий пытался уговорить Павла подписать документ, в котором бы Павел раз и навсегда выразил своё решение, где он остается жить: на немецкой или австрийской стороне. В любом случае, подписав этот документ, он бы тем самым отказался от любого владения в соседнем государстве и от права туда возвратиться. Чтобы избежать такого вынужденного принятия решения, мы попытались пересечь границу в двух других местах; но наш пограничник уже предупредил своих коллег; они нас нигде не пропустили.
Наступила ночь. Не было никакой возможности найти комнату, так как каждый квадратный метр жилья был занят или оккупационными войсками, или беженцами. Невозможно было найти и никакой еды, но этого мы ожидали. В поисках пристанища наша машина взбиралась, кашляя, то на одну гору, то на другую. Вскоре стало так темно, что не видно было даже собственной руки. Наконец, высоко в горах – на пастбище – Павел открыл дверь большого тёмного покосившегося дощатого сарая. Мы втолкнули в него машину, расстелили на сене одеяло и свернулись калачиком на ночь. Шерри, наш постоянный спутник, лег, греясь, рядом с нами.
Ни один звук не нарушал прекрасную, полную свежести тишину, кроме звона колокольчиков пасущихся коров и блеяния овец далеко внизу.
Утром мы вернулись к так называемой цивилизации в долину, чтобы, разочаровавшись, отказаться от нашего намерения. Наше тяжёлое настроение рассеялось, когда мы обнаружили по дороге маленькое ледяное прозрачное озеро, в котором отражались фарфорово-голубое небо и венок тёмных елей, обрамляющих берег озера. Мы с благодарностью скользнули в его воды – в эту отражённую картину окружающей природы и неба.
Прибыв в Аммерзее, мы встретили там находящегося в гостях у наших знакомых американского генерала, который рассказал нам, что на следующий день он едет в Линц и что если мы присоединимся к нему, то беспрепятственно минуем границу. Наши друзья получили даже настоящий пропуск для машины. Сделав далекий объезд, мы прибыли в Браунау – место рождения Гитлера, – последний уголок, который мы бы хотели осмотреть как туристы. Генерал, который ехал к расположенной там дивизии, показал на нас. «Все эти люди со мной», – сказал он небрежно. Это подействовало как волшебство: американские постовые поприветствовали нас, и мы уже были по
