Но всех затмила славой Корнелия, младшая дочь Публия, жена Тиберия Гракха. По отзывам современников, она была умна, прекрасна, очаровательна, благородна. Муж обожал ее. Сын их Гай вспоминает, что однажды Тиберий обнаружил в саду двух змей и гадатели объяснили ему, что это знак смерти либо для него, либо для его жены. Тогда Тиберий, подробно расспросив их, совершил все нужные обряды, чтобы обратить гибель на себя и отвратить ее от жены. Через несколько дней он умер. Многие после этого добивались руки прекрасной вдовы. Царь Египта, увидав дочь Сципиона, тотчас же предложил ей разделить с ним престол. Но Корнелия отвергла все предложения. Всю жизнь и всю энергию она посвятила воспитанию детей. «Это мои единственные сокровища», — говорила она. Ее труды увенчались успехом: сыновья ее стали самыми блестящими, красноречивыми и образованными из всех римлян. Они относились к матери с самой горячей любовью и восхищением.
Невозможно было быть благороднее и несчастнее этой женщины. Как известно, оба ее сына один за другим пали в гражданских смутах совсем еще юными. Но горе Корнелии еще усугублялось тем, что погибли они, по ее глубокому убеждению, за неправое дело, так как были причиной мятежей и общественных потрясений. Узнав, что Гай собирается следовать по стопам Тиберия и мстить за его смерть, мать писала ему:
«Ты скажешь, что мстить врагам прекрасно. Никому это не кажется более великим и прекрасным, чем мне, но только если этого можно достичь, не повредив Республике. А так как это невозможно, во много раз лучше, чтобы наши враги не погибли, а жили бы долго так же, как живут сейчас, лишь бы Республика не разрушилась и не погибла.
Я бы могла принести великую клятву, что никто, кроме убийц Тиберия Гракха, не причинил мне столько страданий, столько мук, как ты, ты, который должен был бы взять на себя обязанности всех тех детей, которых я потеряла некогда, и заботиться, чтобы в старости я имела больше покоя. Ты должен был бы радовать меня и считать грехом в важных делах действовать вопреки моему мнению: ведь мне так мало осталось жить. Неужели даже мысль о столь кратком сроке не остановит тебя и ты пойдешь наперекор мне и будешь расшатывать Республику? Кончится ли это когда-нибудь? Неужели наша семья не перестанет безумствовать? Неужели это будет вечно? Неужели мы не остановимся и всегда будем терпеть горе или причинять его другим? Неужели мы не будем краснеть от стыда, вспоминая беспорядки и смуты в государстве? Но если это невозможно, то добивайся трибуната, когда я умру… Да не допустит великий Юпитер, чтобы ты остался непреклонен и это ужасное безумие вошло в твою душу. А если ты все же останешься непреклонен, боюсь, ты по собственной вине всю жизнь будешь так глубоко страдать, что никогда уже сам не будешь доволен собой» (Nep., fr., 59).
Но Гай не внял ее мольбам. Когда убит был последний ее сын, Корнелия, как и ее отец, удалилась из Рима. Плутарх пишет: «Корнелия, как сообщают, благородно и величественно перенесла беды… Она провела остаток жизни близ Мизен, нисколько не изменив обычного образа жизни. По-прежнему у нее было много друзей, дом ее славился гостеприимством и прекрасным столом, в ее окружении постоянно бывали греки и ученые и она обменивалась подарками со всеми царями. Все, кто ее посещал или же вообще входил в круг ее знакомых, испытывали величайшее удовольствие, слушая рассказы Корнелии о жизни и правилах ее отца Сципиона Африканского, но всего больше изумления вызывала она, когда без печали и слез вспоминала о сыновьях и отвечала на вопросы об их делах и об их гибели, словно повествуя о событиях седой старины». Думая о Корнелии, Плутарх, по его словам, понял, «как много значат в борьбе со скорбью природные качества, хорошее происхождение и воспитание… пока доблесть старается оградить себя от бедствий, судьба нередко одерживает над ней верх, но отнять у доблести силу разумно переносить свое поражение она не может» (Plut. С. Gracch., 40).
Корнелию одинаково чтили и друзья и враги ее сыновей. На Форуме ей воздвигли статую. Из всех детей она более всего напоминала своего отца.
Гай Лелий намного пережил своего знаменитого друга. Он стал консуляром, сенатором и из безвестного человека превратился в римского аристократа. Его сын уже почитался очень знатным. В конце жизни Лелий познакомился с Полибием и охотно рассказывал этому любознательному греку о друге своей юности. Он дал своему единственному сыну самое блестящее образование. Лелий Младший считался чуть ли не самым ученым человеком своего времени. Блестящий оратор, прекрасный юрист, начитаннейший человек, обаятельный собеседник, милый, спокойный, ласковый, веселый — он был всеми любим и получил прозвище Мудрый. То был любимый герой Цицерона, и он даже иногда подписывал свои письма именем Лелий.
Теперь о прочих и о прочем. И первое место здесь, несомненно, принадлежит знаменитому противнику Сципиона, великому врагу Рима Ганнибалу. Судьбе угодно было, чтобы эти два человека, «роковые для своих народов», встречавшиеся на всех путях и дорогах, ушли из жизни в один и тот же год. Случилось это так. После битвы при Магнесии Ганнибал исчез. Следы его были потеряны, и римляне уже привыкли к мысли, что этот страшный человек ушел из мира. Но он еще раз сумел доказать римлянам, что он жив. В 183 году до н. э. вспыхнула война между царьком Вифинии Прусией и Пергамом, самым верным другом римлян. Произошла морская битва. Корабли противников сблизились. Вдруг на корабли пергамцев полетели не стрелы, копья или камни, но глиняные сосуды. Упав на палубу, они разбивались, и из них выползали ядовитые змеи. Охваченные паническим ужасом люди прыгали в море и гибли.
Римляне, запрещавшие все войны, немедленно послали к противникам послов с приказом помириться. В Рим вызваны были представители воюющих держав. Распря была улажена, и послы, окончив свою официальную миссию, пошли повеселиться. И конечно же они отправились в дом радушного Освободителя Эллады, Тита Фламинина. За обедом зашел разговор о Ганнибале. Как водится, стали гадать, где он. И тут один из вифинских послов со смехом сказал: «Как где? Да он у нас». Тут выяснилось, что Ганнибал скрывается у царя Вифинии, это он подбил Прусию на войну с Пергамом, чтобы хоть немного досадить Риму, это он придумал план со змеями.
Тит был в восхищении: случай сделал его обладателем великой тайны, от которой зависело будущее Рима. Он сможет разом избавить Италию от страшной, почти полувековой опасности и окончательно сравниться со Сципионом Африканским. Другой человек на его месте, вероятно, пошел бы в сенат и все объявил отцам. Но Тит обожал неожиданные эффекты, поражающие воображение. Он решил сделать все сам, а потом преподнести Риму удивительный сюрприз. Никому ничего не сказав, он полетел в Вифинию. Трусливый льстец Прусия принял его с обычной своей раболепной угодливостью. Тит же повел с ним игру, на которую был великий мастер. Он завязал с царем оживленную светскую беседу, был любезен, приветлив, шутил и вдруг, усыпив бдительность царя, ошеломил его неожиданным ударом, объявив, что ему прекрасно известно, где скрывается Ганнибал. Прусия был болезненно труслив. Он тут же согласился выдать гостя римлянам.
