прошлого периода (т. е., собственно из ФА и других материалов), что ещё лучше уясняется при освоении XXII тома «Гуссерлианы». Более того, скрупулезный анализ рецензий Гуссерля показывает: в работе логиков, психологов, философов 90-х годов XIX века, относящихся к исследованиям сознания, было немало находок, вскорости пригодившихся Гуссерлю при создании собственной феноменологии. Уже и цитаты из этого и других рецензируемых авторов, которые Гуссерль приводит с сочувствием, говорят скорее о том, что создатель ФА и в последующих работах (похожих на «Обзор») скорее находится в поле мысли и понятийного языка тогдашних гуманитарных дисциплин, будущим основателем феноменологии наиболее освоенных.
В частности, в ходе нашего конкретного текстологического анализа ФА было подробно показано, насколько гуссерлевская склонность раскрывать значение и структуру таких процедур сознания, как восприятия, представления и т. д. (в будущей феноменологии тщательно анализируемых в качестве «актов», «переживаний» сознания) зависела от общего состояния философии и психологии второй половины заканчивавшегося XIX века. Рецензии Гуссерля – к примеру, на книгу Корнелиуса – убедительно подтверждают этот вывод. При этом авторские цитаты из Корнелиуса подчас очень напоминают отдельные пассажи из раннего Гуссерля.
Так, Гуссерль раскрывает (близко к тексту Корнелиуса и близко к собственному типу анализа сознания), какие шаги сознания и его исследования имеют место при расшифровке простейшего суждения «это – красное» (dieses ist rot).
1) Речь идёт, полагает Гуссерль, о «суждении восприятия» («это есть»);
2) здесь также фактически имеет место элементарное суждение сравнения, сопоставления («этого» – со всем другим, тоже красным), что находит логико-грамматическое выражение в связке «есть» (Kopula);
3) осуществляется поименование «этого» (dieses) – при помощи обозначения «красное».
Подобное же расчленение шагов, операций может быть применено, полагает Гуссерль, к «объясняющим суждениям» (См. Ebenda. S. 13736–38–1381–6). Опускаю другие пассажи из гуссерлевской рецензии, где с вниманием и часто с согласием перелагаются – с оценками и дополнениями – размышления Корнелиуса о подобных тонких процедурах и шагах увязывания представлений и соответствующих суждений.
Весьма важно, что тут фактически осуществляется также и синтез той логической работы 1) над суждениями и 2) над процедурами сознания, которая одновременно отсылает и к логическим, и к философски-гносеологическим, и к психологическим образцам. Гуссерль с интересом и сочувствием отмечает и моменты полемического размежевания Корнелиуса с Юмом, Брентано и В. Джеймсом (имея в виду также тонкую проблематику «суждений памяти», Gedächtnisurteile (S. 1395–26).
Но у Гуссерля имеются и серьёзные замечания к раскладкам Корнелиуса.
Например, Гуссерль считает сомнительным шаг Корнелиуса в сторону идентификации [процедур] “подмечания” (Bemerken) и “различения” (Unterscheiden)», которое рецентируемый автор положил в основание своей концепции (S. 14013–15). Не будем вдаваться в другие тончайшие детали и концепции Корнелиуса, и критических доводов Гуссерля (ибо в поле вообще-то довольно развитых отечественных феноменологических исследований пока не вижу авторов, которых этот материал заинтересовал бы…).
Что же касается общей направленности, качества, проблематики обсуждаемого Обзора Гуссерля, то в моем восприятии многие из их особенностей тоже сближаются с целым рядом черт будущей феноменологии. Самое главное: в гуссерлевских малых работах 90-х годов XIX века, по моему мнению, пусть и не берёт старт, но обретает новое воплощение, огранку несравненное умение Гуссерля как исследователя дробно, тщательно, филигранно работать над структурами, процедурами сознания. Здесь уже начинают выковываться те стрелы исследования, которые в зрелой феноменологии приведут к согласованному анализу актовой стороны сознания (ноэзис) и его предметно-сущностных структур (ноэма).
Словом и здесь – для внимательного взгляда – виден близкий канун феноменологии (первоначально в виде II тома «Логических исследований»).
Э. Гуссерль: рецензия на самого себя!
Я специально вывела в особый раздельчик эту тему. Ибо Гуссерль в своем обзоре рецензирует также и…свою собственную работу, а именно вышедшую в «Philosophische Monatshefte» (30, 1894, 159–191) статью «Psychologische Studien zur elementaren Logik I. Über die Unterscheidung von abstrakt und konkret. II. Anschanung und Representationen» – Психологические штудии по элементарной логике I. «О различении абстрактного и конкретного. II. Созерцание и репрезентации».
Гуссерль понимал, что и его «Философия арифметики», и уже опубликованные очерки о понятиях теорий Брентано и психологов брентановской школы вряд ли нашли, даже и к концу 90-х годов XIX века, широкого читателя. И он попытался снова хотя бы сжато познакомить коллег из разных областей знания с обоснованными в более ранних публикациях важными для него понятиями и методами. Это было, например, обсуждавшееся (в ФА и соответственно в моей книге) различение «самостоятельных» и «несамостоятельных» предметов. Для нас существенно, что и в 1897 году автор ФА считает эти осуществленные в его книге 1891 года разработки не утратившими научно-теоретической актуальности.
Что касается профилирующей философской (и историко-философской) темы абстрактного и конкретного, то Гуссерль дает небезынтересные пояснения, показывающие, в каких ракурсах он трактует эту проблему, одну из стержневых в истории философской и логической мысли. «Расчленение некоторой содержательной целостности на дизъюнктивные части ведет к выделению либо её [наблюдаемых] частей – (Stücke), либо “абстрактных частей”, – соответственно тому, являются ли они или не являются самостоятельными по отношению друг к другу; при этом само целое может быть “куском” или абстрактной частью другого целого…В качестве же “конкретного” содержание может быть охарактеризовано при возвратном обращении к его абстрактным частям. Абсолютно конкретное есть то, что само уже не является абстрактным» (Hua, XXII. S. 1333–10). В примечании к этим общим разъяснениям Гуссерль указывает на трудности различения выделения «самостоятельных и несамостоятельных предметов». Вместе с тем он уверен, что может и должен быть сформулирован «объективный закон», состоящий в следующем: некоторое (ein) содержание, в одних связях фигурирующее как несамостоятельная часть определенного целого, может фигурировать – в связи с другими содержаниями – уже как нечто самостоятельное.
Вторая штудия, выделяемая самим автором в его (само-)рецензии, четко определяется как раздельчик «дескриптивной психологии» (Ebenda. S. 13315–16). Эти замечания считаю достаточно важными – в том отношении, что и в процессе продвижения к уже формирующихся «Логическим исследованиям» (I том как бы в работе и выйдет всего через 3 года!) Гуссерль отнюдь не стыдится заниматься также и дескриптивной психологией (что Фреге уже громогласно заклеймил как тяжкий для логика грех!).
В частности, Гуссерль считает существенным и для дела логики присмотреться к различению между «представлением в смысле созерцания» и представлением в смысле «репрезентации» (Ebenda, 13316–18), которое, что он хорошо понимает и фиксирует, всего сподручнее осмыслить на почве «описательной психологии»! И его нисколько не устрашают и в ближайшем будущем устрашат то там, то здесь уже появляющиеся страшилки – в виде причисления подобного анализа к «психологизму»…
Весьма любопытной и значимой считаю в анализируемом гуссерлевском тексте такой факт, который нужно зафиксировать с максимальной
