четкостью: из подобных «
описательно-психологических» изысканий для него становится усматриваемой ясно возможность и прояснить, и обогатить новыми чертами наидревнейшую и ревальвированную у Брентано тему интенциональности! В «Обзоре» Гуссерль ссылается на § 1 (им самим рецензируемой) своей статьи: «Известные психические переживания – они именуются всеобщими представлениями (Vorstellungen), обладают той спецификой, что они включают свои “предметы” не как имманентные, следовательно, не как теперь имеющиеся в сознании (gegenwärtige) содержания; представления эти “только интендируют” содержания, т. е. посредством некоторых данных в сознании содержаний они с пониманием “указывают на”, они “полагают” (“meinen”) предметные содержания – притом без того, чтобы осуществлялось
понятийное познание отношения между репрезентантом и интендируемым предметом» (Ebenda. S. 133
20–27–134
1).
Кстати, для тех, кто интересуется деталями и тонкостями гуссерлевской теории интенциональности, в частности и в особенности стадии её обдумывания до «Логических исследований», названные страницы могут представить особый интерес. И это только часть возникших в те годы (и мало известных даже на Западе, а у нас и полностью неосвоенных) материалов.
Гуссерль по существу с одинаковым одобрением выделяет из работ немалого числа знаменитых или менее известных современных ему исследователей те проблемно-теоретические акценты, которые, с одной стороны, объективно (думаю, неведомо для большинства рецензируемых авторов) отсылают к «Философии арифметики», а с другой стороны, теперь уже соотносятся (пока тоже лишь объективно) с теоретико-методологическими приемами и конструкциями будущей феноменологии.
Здесь, в контексте разбора ранней, пока всё же дофеноменологической работы Гуссерля, снова и снова хочу подчеркнуть: в конце XIX века не один Гуссерль, но и другие исследователи трудились на ниве широко понятой, по сути уже междисциплинарной ниве исследований сознания (в данном случае – с точки зрения его актов, процедур, общих и частных методов анализа). При этом сами они не сомневались, что их труд как бы вливается в широко понимаемую логику и теорию познания, а не в одну лишь психологию.
Это касается, как уже отмечено, и общих философских, логических, психологических обоснований, и (фирменного для Гуссерля с раннего периода и на дальнейшее время) специального, скрупулезного внимания к тончайшим, конкретнейшим расшифровкам, прояснениям, касаются ли они «предметных» сторон, «актового» расчленения сознания или каких-то других его сторон, срезов, процедур. (Подобное же внимание он чутко подмечает и фиксирует в рецензируемых сочинениях.)
И последнее замечание: нет сомнений в том, что литература, вызвавшая его интерес, не была только логической (строгий Фреге наверняка отлучил бы чуть ли не бо́льшую часть её от «подлинной логики»…). Из всего, что мы уже знаем о раннем Гуссерле, ясно, что его эта широта диапазона логики не только не смущала, а лишь привлекала, даже притягивала.
6.3. О манускрипте Э. Гуссерля. «Интенциональные предметы» (текст 1894 года)
«После своих разработок по теме логического исчисления (Logikkalkül) Гуссерль с 1893/94 годов, – пишет в своем Введении к XXII тому Гуссерлианы его издатель Ранг, – начал ряд своих исследований теории интенциональности, которые нашли свое предварительное завершение во II томе Л. И. (1901). Эта важная группа манускриптов от 1893/94 годов распадается на две части. В то время как манускрипты первой части содержат преимущественно описательные разработки к проблемам созерцания и репрезентации (оттуда и выводят понятие интенциональности), то в других манускриптах Гуссерль занимается преимущественно систематическими исследованиями применительно к ведущему от Брентано к современному философскому понятию интенционального объекта и к его применению в целях разрешения известных парадоксов логической семантики. Только работы об описательном понятии интенциональности вошли в более пространную публикацию Гуссерля 1894 год “Психологические штудии к элементарной логике” (Husserliana. Bd. XXII. S. XXVIII–XXIX). В её целостности она, к сожалению, не сохранилась.
Ранг сообщает также о судьбе гуссерлевской рецензии на книгу К. Твардовского. Гуссерль отослал свою рецензию П. Наторпу, издателю «Archiv für systematische Philosophie», – отослал еще где-то на рубеже 1896/97 годов. В ответ Наторп писал, что он сам уже подготовил краткую рецензию на ту же книгу; потому Наторп предложил Гуссерлю превратить рецензию в развёрнутую статью. Но Гуссерль тогда отказался, сообщив, что его рецензия пусть и не опубликованая, была написана за два года до этого.
И к тому же обширный манускрипт «Интенциональные предметы» 1894 года (как признавал сам Гуссерль впоследствии – 5 апреля 1902 г. в письме к А. Мейнонгу) был лишь отчасти направлен против Твардовского, ибо содержание текста существенно выходило за рамки этого частного момента (S. XXIX–XXX). [206] Читатель сможет убедиться, что собственно рецензия на работу Твардовского, составляя небольшую и второстепенную часть ранних исследований Гуссерля по интересующимся нас здесь темам, в более позднее время его развития уже и не заслуживала быть специальной публикацией в то время, когда уже созрело сочинение об интенциональных предметах.
История же создания именно разбираемого манускрипта, согласно разъяснениям издателя XXII тома «Гуссерлианы» Б. Ранга, вкратце такова. «Манускрипт “Интенциональные предметы” является второй частью более обширного текста под заглавием “Представление и предмет”, первая часть которого не сохранилась. Можно предполагать, что и эта разработка предназначалась для печати, возможно, в рамках продолжения текста “Психологические штудии к элементарной логике”, который Гуссерлем не был представлен, поскольку не был готов к печати» (Husserlinna. Bd. XXII. S. XXX).
Несмотря на то, что придирчивый к написанному им Э. Гуссерль не счел данный манускрипт готовым к опубликованию, специалисты (а это весьма тонкие знатоки текстов Гуссерля) считают, что он имеет большое значение, особенно для освещения, с содержательно-проблемной точки зрения, пути будущего родоначальника феноменологии к его фундаментальному произведению 1900/01 годов «Логические исследования». И именно в той части, которая уже тогда, но в особенности несколько позже, вела к обоснованию теории интенциональности и метода феноменологической редукции (Ebenda).
С этими общими оценками трудно не согласиться. Весьма интересно, хотя и требует специального исследования замечание Б. Ранга о том, что гуссерлевское рассмотрение «интенциональных предметов» может быть плодотворно соотнесено не только с одновременно разработанной теорией предметностей Мейнонга, но и с более поздними «теорией дескрипции» Рассела и даже с дискуссиями об онтологии Куайна, Стросона, Сёрля и других авторов уже XX столетия. Значит, рассматриваемые разработки Гуссерля считаются перспективными в разных отношениях – и с точки зрения концепций будущей феноменологии, и для теоретических целей философии, логики XX века.
Историко-философские предпосылки теории интенционального предмета раннего Э. Гуссерля Б. Ранг правильно обнаруживает ещё у Б. Больцано в его «Wissenschaftslehre» («Наукоучение») 1837 года, а потом, разумеется, в концепциях Брентано и представителей его школы. Темы исторических истоков и содержания гуссерлевской феноменологической теории интенциональности основательно исследовались в интернациональной литературе вопроса (в том числе в
