отдѣльнымъ частей весьма часто — случайные люди.
Лѣтъ двадцать пять тому назадъ, (когда я интересовался одной изъ сторонъ парижской жизни, гдѣ полицейский надзоръ является самымъ произвольнымъ и возмутительнымъ) я былъ рекомендованъ тогдашнему начальнику «муниципальной полиціи», т.-е. завѣдующему всей обыкновенной городской службой. И онъ попалъ на это крупное мѣсто, считающееся первымъ послѣ префекта, совсѣмъ изъ другой сферы. Передъ тѣмъ, онъ завѣдывалъ конторой философскаго журнала и самъ немного пописывалъ, но, состоя членомъ одной изъ масонскихъ ложъ, онъ имѣлъ связи, и когда въ префекты попалъ человѣкъ, бывшій его ближайшимъ собратомъ, онъ нежданнонегаданно получилъ такой важный постъ.
Мы привыкли къ тому, чтобы видѣть въ начальствующихъ лицахъ полиціи военныхъ; а въ Парижѣ это исключительно царство статскихъ. Такъ было еще и при Наполеонѣ III-мъ. Сегодняшній префектъ былъ вчера депутатомъ или какимъ-нибудь чиновникомъ покрупнѣе; а позднѣе онъ очутится посланникомъ. Точно также и среди молодыхъ людей, служащихъ въ парижской полиции, въ звании секретарѣ комиссаровъ и такъ называемыхъ «офицеровъ мира» — «les officiers de раіх» — по нашему участковыхъ — мнѣ самому случалось встрѣчать людей, готовившихъ себя совершенно къ другой дорогѣ. Но, повторяю, во Франціи быть полицейскимъ все равно, что быть рецензентомъ или водевилистомъ: на это каждый французъ считаетъ себя способнымъ.
Весьма немногіе русскіе знаютъ, что «полицейскій коммиссаръ» — не совсѣмъ то, что нашъ «участковый». Городскую службу несутъ «офицеры мира»; а комиссары заведуютъ особымъ полицейскимъ надзоромъ, относящимся къ сыскной полидіи, къ арестамъ, обыскамъ, всякаго рода порученіямъ судебной власти. Изъ нихъ нѣкоторые комиссары спеціально занимаются службой no слѣдственной части, почему и называются commissaires aux délégations judiciaires". Они-то обыкновенно и производятъ обыски и аресты, и когда начнется какой-нибудь скандальный процессъ, или ожидаютъ безпорядковъ, или выслѣживаютъ шайку злоумышленниковъ — такіе комиссары не имѣютъ времени ничѣмъ другимъ заниматься, какъ судебно-сыскной службой.
Сыскное отдѣленіе парижской префектуры — то, что на жаргонѣ называется "1а sûreté"— при коренныхъ свойствахъ французовъ, разумѣется, выработало себѣ пріемы и традиціи, которые считаются и за границей очень замѣчательными.
Я не проникалъ во внутренній бытъ міра сыщиковъ, но мнѣ случилось, въ концѣ 8о-хъ годовъ, познакомиться съ бывшимъ начальникомъ парижской сыскной полищи, извѣстнымъ Масè, составившимъ себѣ имя въ этой спеціальности. Припомню моимъчитателямъ, что этого Масс вызывали въ Россію… Онъ пріѣзжалъ въ Петербургъ и нашелъ, что у насъ сыскная часть во всемъ что касается простыхъ уголовныхъ дѣлъ, мира профессіональныхъ мошенниковъ и преступниковъ — організована еще очень слабо, и онъ объ этомъ тогда писалъ въ газетахъ. Вышелъ онъ въ отставку, кажется, изъ-за столкновенія съ своимъ начальствомъ. Когда я съ нимъ познакомился, онъ… собирался писать мемуары — такъ дѣлаетъ во Франціи каждый бывший начальникъ парижскихъ сыщиковъ. Эта страсть къ литературѣ есть такая же характерная черта французовъ, какъ, и страсть къ полицейскимъ развѣдкамъ.
Но и Масе не скрывалъ, что парижская сыскная полиция слишкомъ привыкла дѣвствовать посредствомъ подкупа въ мірѣ профессіональныхъ воровъ и разбойниковъ и, что въ ней нѣтъ высшей талантливости, выдержки и упорства въ преслѣдовании цѣли, нѣтъ у ней и такихъ средствъ какия давали бы возможность привлекать болѣе развитой и способный персоналъ.
Я уже говорилъ отчасти, какъ возмутителенъ полицейскій надзоръ надъ уличными нравами. Вотъ этой-то стороной парижской жизни я и интересовался, когда отправился знакомиться съ начальникомъ муниципальной полиціи. Онъ меня принялъ любезно, и въ его кабинетѣ я впервые увидалъ полицейскіе альбомы съ карточками всѣхъ дамъ полусвѣта (въ томъ числѣ и разныхъ графинь и баронессъ), продающихъ свои ласки совершенно такъ, какъ и несчастныя женщины бульваровъ. Полиція знаетъ ихъ на перечетъ, но не можетъ наложить на нихъ руку до тѣхъ поръ, пока онѣ прилично обставляютъ свою жизнь.
Я хотѣлъ самъ убѣдиться, какъ происходятъ тѣ облавы, которыхъ такъ страшатся французскія бульварныя женщины. Шефъ муниципальной полиціи поручилъ меня начальнику отдѣленія, завѣдующаго контролемъ уличныхъ нравовъ, а тоть призвалъ одного изъ инспекторовъ, т.-е. старшихъ агентовъ, подъ руководствомъ которыхъ происходятъ обыкновенно эти ночныя облавы.
Никогда не могъ я забыть фразы инспектора, который при мнѣ доложилъ начальнику бюро, что онъ какъ разъ въ эту ночь собирался „nettoyer Іе quartier Monmartre" Инспекторъ этотъ служилъ еще при Наполеонѣ III-мъ, какъ и многіе изъ агентовъ полиціи нравовъ. Мы должны были встрѣтиться съ нимъ и съ двумя изъ подчиненныхъ на бульварѣ около кафе театра Variétés въ двѣнадцать часовъ ночи.
Для меня было особенно пріятно слышать отъ такого инспектора (состоявшаго болѣе двадцати пяти лѣтъ на службѣ), что этотъ возмутительный полицейскій порядокъ регламентаціи женской продажности, въ сущности, ничему не помогаетъ. Контроль производится надъ тремя тысячами женщинъ, и эта цифра фатально переходитъ изъ года въ годъ. И каждый изъ агентовъ признается вамъ, что не три тысячи, а тридцать, а можетъ и шестьдесятъ тысячъ женщинъ ускользаютъ отъ всякаго контроля.
Собственными глазами видѣлъ я всѣ эпизоды ночной облавы, слышалъ крики тѣхъ, кого арестовывали, наблюдалъ настроеніе толпы, побывалъ и въ мэріи, помѣщающейся недалеко отъ бульвара, присутствовалъ и при отправленіи арестантокъ въ желтой каретѣ въ полицейское депо, гдѣ на другой день ихъ долженъ былъ судить комиссаръ. Уличная публика почти всегда противъ полицейскихъ агентовъ, при такихъ облавахъ Сочувствуютъ полиціи только нѣкоторые мѣстные лавочники, находящіе, что ихъ улица слишкомъ уже загрязнена. Но главные враги, ненавистные парижской полиціи вообще — это тѣ дѣйствительно презрѣнные индивиды, которыхъ называютъ совершенно неправильно терминомъ, lеs sоntепеurs", потому что они, какъ разъ, живутъ на счетъ этихъ несчастныхъ женщинъ. Это самый гнусный классъ парижской черни. Въ немъ всегда много и профессіональныхъ воровъ и мошенниковъ, а еще больше неисправимыхъ тунеядцевъ, плохихъ рабочихъ безъ дѣла, шатающихся безъ должности гарсоновъ и т. п. люда. Они держатся между собою какъ сообщничество и въ ночные часы около тѣхъ перекрестковъ, гдѣ всего удобнѣе ихъ подругамъ производить свой печальный промыселъ они ждутъ въ кабачкахъ, и при первой тревогѣ бросаются выручать тѣхъ, кого они цинически называютъ „marmites".
Разговоры съ агентами показали мнѣ, что они, хотя и несутъ такую службу, но не имѣютъ противъ женщинъ никакой особенной вражды. Въ тонѣ ихъ постоянно сквозитъ нота снисходительнаго пренебреженія. — Ихъ покровителей полицейскіе ненавидятъ болѣе чѣмъ кого-либо, болѣе чѣмъ самыхъ закоренѣлыхъ профессіональныхъ разбойниковъ. Но истребить, этотъ классъ полиція не въ состояніи. Эти уличные „Альфонсы" попадаютъ въ ея руки только тогда, когда выждетъ схватка, причемъ очень часто они пускаютъ въ ходъ ножи. Если онъ не бѣглый каторжникъ, а простой рабочій или лакей безъ мѣста, нѣтъ возможности помѣшать ему предаваться своему гнусному промыслу.
Парижская полиція врядъ ли когда-нибудь измѣнитъ свои свойства. Между нею и публикой, представляющей собою всѣ классы общества, нѣтъ
