людей, интересовавшихся философией, так легко было обманывать?» Конечно, Константин Константинович был прав, хотя в тот момент мне казалось, что прав я. Все-таки мы были воспитаны в мысли, что все не-марксисты – жулики и фальсификаторы. Поэтому я и разоблачал неоплатоников, христиан, манихеев и многое упрощал, не добираясь до истоков их успехов и широкого влияния. Поэтому мне казались смешными слова французского исследователя манихейства – Пюша, утверждавшего: «В этом железном веке, в который мы живем, нам трудно было бы понять могущественную, притягательную силу, которая обнаруживает действительное присутствие зла в мире и обещает покой людям с ясной совестью и душой, просветленной героизмом». Перевод с французского мой. Может быть, поэтому он и коряв. Но дело не в том. И у Пюша я усмотрел стремление увести читателя от реального исследования, обвинял его в беспомощности, определяемой тупиком, в который забрела буржуазная наука. Для меня не было сложности в выводах. Я полагал, что все понимаю – и обессиливающий мистицизм неоплатоников и реакционность его апологетов в новое время. Я громил и тех и других. Заканчивая главу о неоплатонизме, вскрыв его социальную сущность и сделав это, очевидно, правильно, я так определял вторую часть выполненной мной задачи: «С другой стороны, пытаясь выявить мракобесие теософии Плотина и его учеников, ее узкоклассовые цели, мы попытались показать один из идеологических источников современного идеализма, о котором с гордостью говорит Древс». Так я оказывался на позициях модернизма, хотя избил бы любого, кто осмелился бы обвинить меня в нем. Константин Константинович сделал главное. Он согласился с тем, что получилась глава диссертации. Конечно, нужно было бы засесть еще месяца на два и многое переделать. Я в этом убедился, перечитав сделанное через два месяца. Но времени у меня не было.
В октябре 1952 года состоялся XIX Съезд Партии. Все, конечно, ждали, что с отчетным докладом выступит И. В. Сталин. Выступил Маленков, о роли и деятельности которого знали очень немного. Он произнес длиннейший оптимистичнейший доклад, в котором, между прочим, говорилось: «Непоколебимой сплоченностью своих рядов партия обязана прежде всего нашему вождю и учителю товарищу Сталину, отстоявшему ленинское единство партии». Вождь и учитель прослушал эти слова, принял всеобщие вставания и бурные аплодисменты, переходившие в овацию. Выслушал он и без видимых возражений конец отчетного доклада, прославлявший его заслуги в области теории и практики коммунистического строительства. Маленков вещал: «Величайшее значение для марксистско-ленинской теории, для всей нашей практической деятельности имеет только что опубликованный труд товарища Сталина “Экономические проблемы социализма СССР”». Опять прогремели бурные, продолжительные аплодисменты. Но и этого оказалось еще недостаточно. Оратор уточнил: «Теоретические открытия товарища Сталина имеют всемирно-историческое значение, вооружают все народы знанием пути революционного переустройства общества и богатейшим опытом борьбы нашей партии за коммунизм». Заканчивая отчетный доклад, Маленков возгласил: «Под знаменем бессмертного Ленина, под мудрым руководством великого Сталина вперед к победе коммунизма!» Судя по концовке доклада, присутствовавшие встали, устроили овацию. Со всех сторон зала кричали: «Ура! Да здравствует великий Сталин! Родному Сталину – ура! Да здравствует наш любимый вождь и учитель товарищ Сталин!» Как на это реагировал виновник торжества? Не знаю… На больших фотографиях президиума съезда вождь и учитель запечатлен сидящим в стороне от всех, опирающимся на подлокотники кресла. Он похож на Будду, погруженного в созерцание собственного пупа. Однако, в отличие от Будды, вождь и учитель ничего хорошего из этого занятия не вынес для человечества.
Конечно, я не стану описывать съезда, на котором не присутствовал. Но все происходившее на нем воспринималось нами с величайшим вниманием и интересом. Ждали каких-то необыкновенных новшеств и перемен. А происходило там самое всегдашнее, ставшее ритуалом, как церковная служба. Выступили соратники. Их речи напоминали популярную детскую игру, в которой участники стараются друг друга переплюнуть. Детей за такую игру наказывают по причине ее неэстетичности. Взрослых – нет! Элегантный Булганина восклицал: «Да здравствует великое и непобедимое знамя нашей партии – знамя Ленина-Сталина. Да здравствует наш вождь и учитель великий Сталин». На трибуну восходил Сабров и докладывал Директивы Пятилетнего плана. Он возвещал: «Товарищи! Вдохновителем нового пятилетнего плана, как и предыдущих пятилеток, является наш вождь и учитель товарищ Сталин!» Слово получал златоуст Микоян. Начало было таким: «Наша партия, собравшись на XIX Съезд, воздает заслуженную хвалу тому, кто нас воспитал, нас организовал, провел через все трудности и испытания и уверенно ведет к полному торжеству коммунизма – хвалу гениальному Сталину, великому зодчему коммунизма». И конец был тоже таким: «После XIX съезда партии наша страна еще более спокойно и уверенно пойдет вперед к победе коммунизма, под водительством нашего вождя и учителя, Гениального зодчего коммунизма, родного и любимого товарища Сталина». А вот на трибуне взволнованный Никита Сергеевич Хрущев: «Победы и достижения явились результатом правильной политики коммунистической партии, мудрого руководства Ленинско-Сталинского Центрального Комитета, нашего любимого вождя и учителя товарища Сталина». Ну и конец соответствовал началу. И там и здесь – во здравие: «Да здравствует мудрый вождь партии и народа, вдохновитель и организатор всех наших побед товарищ Сталин». За упокой будет чуть попозже. Если бы меня назначили судьей по определению чемпиона переплевывания, я всем соратникам определил бы первое место.
На съезде выступил с короткой речью И. В. Сталин. В своих воспоминаниях И. Эренбург называет эту речь яркой. На Виталия и на меня она произвела просто тяжелое впечатление. Сталин обращался к мировому пролетариату, говорил, что буржуазия выбросила за борт знамя демократических свобод, что коммунисты должны поднять это знамя. Дело не в том, что краткая речь Сталина была политически безрассудной. Ни Виталий, ни я не размышляли над тем, как она отзовется на наших отношениях со странами Азии, Африки, Латинской Америки, где буржуазия вела национально-освободительную борьбу, не приходил нам в голову и фактически содержавшийся в ней отказ от контактов, скажем, с левой социал-демократией, с демократическим движением за мир и т. д. Об этом заговорят позднее. Нас поразил тон речи. Говорил не человек, а бог. Казалось, что он не видит слушателей. Он вещает на человечество, воображая себя на гигантском пьедестале, с которого дирижирует каким-то всемирным оркестром. Совершенно очевидно, что Иисус, веривший, будто он сын божий, просто не обладал фантазией. За несколько дней съезда делегаты столько аплодировали, вставали при слове Сталин и садились обратно, что разъехались по домам с натренированными для будущих свершений ладонями, икрами ног и задницами. Мы же, грешные, принялись за изучение материалов съезда.
Сейчас точно не помню, на XIX съезде или чуть позднее, было принято решение об обмене партийных документов.
