актрисы, проживавшей со своим супругом режиссером во Фрунзе. К ним я имел и рекомендательное письмо. Я решил побриться и с радостью убедился, что здесь, как и в столице нашей родины Москве, в парикмахерской орудует еврей обыкновенный. Я сел на стул, и маэстро почему-то не только побрил меня и постриг, но и помыл голову. Я согласился на все.
На троллейбусе добрался до улицы Сталина, где жили Боровы. Встретили меня любезно, приняли туфли и письмо, пожелали успеха, разрешили привезти чемодан с вещами. Ночевать здесь, конечно, было негде, и я пошел искать пристанища. Центральные улицы мне понравились. Показалось, что в магазинах заполнены полки, на книжном лотке я, по привычке, купил трехтомник Некрасова, не задумываясь, куда же я его дену. Забрел на базар. Он показался необычайно живописным. Пахло жареным мясом и лошадиным навозом. Захотелось съесть шашлык, очень аппетитно жарившийся прямо на улице. Но на первых порах я не решился. В гостинице «Киргизия» мест не оказалось. Нашлось место в доме дехканина. Я поднялся в холодную, как погреб, комнату с несколькими железными кроватями и шифоньером пустым, словно ограбленная гробница. Мой сосед по комнате лежал на своей койке, не сняв пальто и сапог. Он поинтересовался, умею ли я играть в шахматы. Я сказал, что не умею. Сосед огорчился: «Жаль, сыграли бы на пиво». Мне стало так тоскливо, что я решил ночевать на улице, но только не в этой фрунзенской Бастилии, именуемой домом дехканина. Я вошел в вестибюль гостиницы «Киргизия» и сел против администратора. Трехтомник Некрасова пригодился: я погрузился в чтение «Убогой и нарядной». К вечеру администраторша сдалась, поместила меня в двухместный номер. Здесь можно было жить. Я спустился в ресторан. Разумеется, в меню красовались ромштексы, бифштексы, антрекоты. Рядом стояла маленькая буква «к» и умеренные цены. Милая официантка объяснила, что буква «к» значит конина. Я заказал антрекот по-кавалерийски и сытно поужинал. Моим соседом по номеру оказался милиционер киргиз. Он рассказал о падеже овец. Я не мог понять, в чем дело. Сосед объяснил: «Зима. Кормов для овец не заготавливают, чтобы не прогневить Аллаха. Аллах не сердится, а овцы дохнут». Почему они так поступают, он не знал. Мы покурили и улеглись спать. Потом наступило воскресенье, и я опять мотался по городу, сидел у Боровых, слушал их рассказы о Киргизии. Они были уверены в том, что я правильно поступил, выбрав для работы Фрунзе. Город хороший, много солнца, тепла, летом фрукты. Снабжение плохое. Но ведь так оно везде. Зато рынок здесь отличный. Я сказал, что промтоварные магазины чем-то заполнены. Мне ответили: «Попробуйте купить то, что вам нужно». Присмотревшись, я убедился в отсутствии нужных вещей. Впрочем, зубная паста продавалась, и это меня утешило. Я вез из Москвы запас, и теперь убеждался, что мог бы и не везти с собой зубной пасты. Но виноват был в этом Н. А. Зыков. Он жил во Фрунзе где-то в 1932 году и, возвратившись, привез двух черепах и впечатления об экзотике ящериц и скорпионов, поэтому я и запасся зубной пастой. Но к декабрю 1954 что-то все-таки изменилось.
Наступил понедельник, и я направился в Министерство просвещения Киргизской ССР. Оно размещалось в довольно заплеванном двухэтажном доме с печным отоплением. Не найдя живой души на первом этаже, я поднялся на второй. Там в одной из комнат я обнаружил высокую интересную женщину кавказского вида и спросил, как мне увидеть министра. Министр отсутствовал. Он находился в Москве. Я показал свои документы о направлении на работу. Моего приезда, оказывается, ждали. Женщина повела меня к начальнику отдела вузов – Мусахунову. На меня невесело посмотрел высокий широкоплечий мужчина с раскосыми маленькими глазами. Сказал с сильным акцентом: «Приехал? Хорошо… Кандидат наук? Хорошо… Где устроился? В гостинице? Хорошо… Подожди в коридоре, придет Джолонов – заместитель министра». Я вышел в коридор, сел на стул, приставленный к стене и погрузился в чтение превосходной поэмы Некрасова «Рыцарь на час». Нет! Весело мне не было. Мимо ходили люди, смотрели на меня с любопытством. Никто ни о чем не спрашивал. Прошло не меньше двух часов, прежде чем мне сказали, что заместитель министра у себя и ждет меня. На таком высоком административном уровне я оказался впервые, тем не менее робости не испытывал. Впрочем, особой самоуверенности – тоже. Шевелилось во мне тревожное чувство: вдруг нет работы, вдруг не подхожу, вдруг не понравлюсь… Я хотел работы, но на пути к ней испытал немало разочарований и теперь невольно расценивал место во Фрунзе, как благодеяние. Скверное это чувство. Но оно у меня было. Я вошел в довольно просторную комнату с ковром на полу. Из-за письменного стола поднялся и пошел мне навстречу отлично одетый мужчина несколько старше меня, приятное интеллигентное лицо, легкая походка, запросто поданная рука – все это подкупало. Он заговорил на хорошем русском языке: «Как доехали из Москвы? Понравился ли город? Где остановились?» Я ответил: «Город мне понравился. Особенно приятна по-весеннему светлая погода. Красивы, должно быть, летом тополя». Заместитель министра Джолонов сказал, что все устроится, попросил меня заполнить листок по учету кадров и написать автобиографию. Приказ будет, Мусахунов все оформит. Насчет квартиры? Министерство квартир не имеет. В городе легко снять частную квартиру. Какая плата? Рублей 250 в месяц. Две-три комнаты. Ваша зарплата с надбавкой за отдаленность более 3000 рублей. Этого достаточно. Вот здесь-то я вполне искренне согласился – конечно достаточно! Восторг был, конечно, преждевременным. Но цифра эта ошеломляла беднягу доцента – новобранца. Мы расстались с заместителем министра друзьями навеки! У хмурого Мусахунова я заполнил нужные документы, спросил: «Можно подождать приказ?» Тот ответил: «Иди погуляй! Посмотри еще раз город, приходи завтра!» Я пришел завтра и послезавтра – приказа не было. На вопрос, в чем дело, ответили: «Ищем место!» Я захотел крикнуть: «Как?» Но не крикнул, а сказал: «А почему вы не нашли его, пока я оставался в Москве??» Женщина, которая вела со мной разговор, развела руками, к Джолонову и Мусахунову посоветовала не ходить, а подождать. Я пошел в гостиницу. Вид у меня был, наверное, рассеянный. Проходя через Дубовый парк, я услышал хриплый голос: «Молодой человек! Не нужно так задумываться!» Поднял глаза и увидел сильно пьяную женщину с растрепанными волосами. Это она рекомендовала мне взглянуть на мир с улыбкой. Я улыбнулся и двинулся в грязную, но аппетитную чайхану, что помещалась напротив кинотеатра «Ала-Тоо». Здесь я проедал на шашлыке последние деньги в предвкушении трехтысячной зарплаты. На душе было грустно, но оптимистично.
