— Я теперь, наверно, никогда не усну.
— У тебя что-нибудь болит?
— Наташа, я должна открыть тебе глаза…
— Но у меня глаза открыты.
— Ну да, конечно. Я не об этом. Тебе не страшно?
— Чудачка ты! — Наташа отбросила одеяло и села на постель подруги. — Был такой прекрасный праздник. «Он вынесет ее в цветах и в тине». Почему у тебя порвано платье?
— Я бежала через кусты. Посмотри мне в глаза. Ты могла бы меня предать?
— Никогда! Ты же моя подруга.
Теперь они сидели рядом. Было темно, и только фонарь, горящий за окном, слабо освещал двух подруг.
— Я верю тебе, — тихо сказала Саманта. — Но нас с тобой предали. Этот праздник был ненастоящим. И все вокруг ненастоящее. И песни, и костер, и хоровод.
— Я не понимаю, подруга, о чем ты? Кто сказал тебе эту ложь?
— Мистер Пол, старый, опытный человек. Он все знает. Это нас с тобой легко обмануть. Но мистера Пола не обманешь!
— И что же тебе сказал Пол? Говори, Сэми… Это очень важно.
Теперь подруги сидели на одной постели, прижимаясь друг к другу плечами.
— На этом военном корабле боевые ракеты, они направлены на Америку… А праздник — это прикрытие. Он так и сказал — прикрытие. Наташа, ты знала, что этот корабль военный? Или тебя тоже обманули, всех обманули?
В палате было тихо. Остальные девочки спали. И только две подруги вели трудный разговор, а когда умолкали, было слышно, как колотятся их сердца.
— Ты знала, что корабль военный? — Саманта повторила трудный вопрос.
— Знала! — ответила Наташа. — Сорок лет назад он был на войне. Попрыгунчик говорит про ракеты? Ты сама видела, сколько на нем ракет, как красиво они взлетали в ночное небо. Только это ракеты фейерверка. Взлетают и гаснут. А сегодня с корабля высадился в Артеке десант: Нептун и его свита — русалки. И одна из русалок сидит перед тобой. Может быть, по мнению мистера Пола, я — солдат морской пехоты? Ты спроси своего Попрыгунчика. Понимаешь, Сэми, правда — очень чуткая, стоит ее чуть-чуть замутить, и она перестанет быть правдой.
Саманта ничего не ответила. Она легла в постель и с головой закрылась одеялом. Кто же прав? Ее соотечественник мистер Пол или русская девочка Наташа?
Она вспомнила, как в аэропорту Пол предложил ей: «Будем вместе работать!» Так вот, оказывается, какая это работа — улыбаться, давать автографы и… ложь выдавать за правду. Но тут в ее мысли прокралась ядовитая струйка сомнения: а вдруг Пол прав?
Девочке мучительно захотелось домой.
Саманта проснулась, когда брезжил рассвет. Она села на постели и осмотрелась: подруги спали. Спали спокойно, как спят после праздника. «Интересно, — подумала Саманта, — а где сейчас военный корабль со своими боевыми ракетами?» Она, оказывается, спала в платье Офелии, даже не разделась. Девочка быстро поднялась и на цыпочках, чтобы не разбудить подруг, направилась к двери.
Утро было пасмурным. От моря тянуло свежестью. И то ли от этой свежести, то ли от волнения Саманту познабливало. Она скрестила на груди руки и ладошками стала греть плечи. Она прошла мимо кипарисов — в неясном свете рождающегося утра они были синими и пахли смолой. Саманта вошла на костровую площадку. Здесь было тихо и пустынно, как в зрительном зале после спектакля. От лежащей в центре груды головешек тянуло горечью пожара. И Саманте подумалось, что это не погасший костер, а пепелище. Что-то красивое, важное, вечное возвышалось на этом месте. И вот сгорело.
Саманта быстро зашагала прочь. Горечь погасшего костра провожала ее до самого моря.
Над морем стоял туман. Он поднимался от воды и спускался с неба. Сквозь серую завесу тумана светлыми пятнами заявляли о себе лучи приближающегося солнца.
Саманта зашагала по бетонному пирсу, но не сразу увидела военный корабль. Она даже решила, что он отошел от берега. Только приглядевшись, девочка обнаружила строгие очертания судна. Корабль стоял неподвижно на прежнем месте.
Саманта пристально смотрела на корабль, и ей казалось, что судно притаилось, слилось с туманом, но не спит. А может быть, на самом деле корабль бесшумно плывет или летит над волнами. И чайки с широкими надломленными крыльями с криком сопровождают его.
И вдруг Саманта услышала за спиной тихий голос:
— Девочка, почему ты не спишь?
Саманта оглянулась. Перед ней стояла невысокая женщина в спортивном костюме. Но при этом голова ее была белой, а на глазах поблескивали толстые стеклышки очков.
Саманта покачала головой и произнесла короткое слово:
— Ноу… Нет…
— Спик инглиш?
— Ес! Ай ду! Кто вы?
— Нина Сергеевна.
Эта странная маленькая женщина вызывала расположение, и Саманта улыбнулась ей.
— Миссис Нина Сергеевна, я пришла посмотреть корабль, — объяснила девочка.
— И я… пришла посмотреть корабль! — Женщина грустно улыбнулась. — Этот корабль очень дорог мне.
— Дорог? — удивилась девочка. — У вас там служит сын? Он военный моряк?
— Там нет военных моряков. — Нина Сергеевна покачала головой.
— Но корабль военный?
— Во время войны все было военным.
— Но война была сто лет назад! — воскликнула девочка.
— Для меня война была вчера. Все раны свежи. Не заживают.
— Ваш сын был на войне моряком? И его ранили?
— В те дни моему сыну исполнился годик.
— Годик? — Саманта с недоумением посмотрела на Нину Сергеевну: в спортивном костюме та выглядела совсем молодой, только голова белая.
А та в ответ горько усмехнулась:
— На этом старом кораблике нас вывозили из окруженного врагами Севастополя. Почти все женщины были с детьми. Стонали раненые.
Она рассказывала, и ее слова оживали в воображении Саманты, становились реальностью.
Саманта перевела взгляд на море. Туман стал уже не таким плотным и от приближающейся зари порозовел. Саманте показалось, что судно медленно плывет. Никаких особых перемен с ним не произошло, только палубу заполнили люди. Одни лежали, другие стояли. Белели бинты раненых. Женщины прижимали к груди детей. Эти пассажиры странно изменили облик судна.
— Я стояла на палубе, прижавшись спиной к надстройке, и держала на руках Славика. Он прильнул ко мне и затих. А в это время из-за туч вынырнул фашистский штурмовик и стал расстреливать транспорт…
Желтый самолет с черными крестами и свастиками завис над морем, и от него к кораблю потянулся красный пунктир трассирующих пуль — он стрелял бесшумно. Казалось, в мире вообще не было звуков, кроме голоса женщины в спортивном костюме, с белой головой.
— Так мы стояли под пулями, и спрятаться было некуда — все палубы и трюмы были забиты беженцами. Славик чувствовал меня и был спокоен. Он прижался ко мне и дышал мне в щеку. Потом фашист улетел. Стало тихо, только слышались голоса людей, крики, плач… И вдруг я почувствовала, что Славик похолодел. «Замерз на ветру», — подумала я и закутала его в свой шерстяной платок. Крепче прижала к себе, хотела согреть. Но он не согрелся, а я так и не сумела его отогреть. Никогда его не отогрела…