сменяет другой. Сущность поэзии исчезает, остается только ее однообразная. у всех приблизительно одинаковая, оболочка.
Бальмонт читал весь вечер. Было интересно следить, как зал мало-помалу подчинялся поэту осваивался с его внутренним миром.
Некоторые стихи были знакомы, другие нет. Но различие между новыми и уже известными стерлось. Собравшиеся на вечере Бальмонта не только слушали голос поэта, но и вслушивались в него, вновь его „узнавали“, вновь радовались своим полузабытым, чуть-чуть потускневшим и внезапно восстановленным впечатлениям. Бальмонт не изменился за эти годы: изменились мы. На вечере его поэзии мы вернулись в прошлое и почувствовали, что оно по-прежнему живет.
Эта поэзия хочет быть „вселенской“, надвременной, связанной только с вечными космическими силами. Ей близки только стихии, только природа. Ей нет никакого дела до человека и бедной повседневной человеческой жизни. Она торжественна и высокомерна. Человек встречает ее с удивлением, иногда даже — признаемся — с чем-то похожим на „протест“. Но затем он понимает, что и так, в плоскости какого-то вечного ликования, может быть воспринято бытие, и что творчество может быть не только мученичеством, — как у Блока, — но и освобождение. „Сон золотой“ хотя и обманчивый, людям все-таки дорог.
Кроме стихов, Бальмонт прочел статью „Как возникает стих“, в которой развиты его давние мысли о магическом происхождении поэзии. В зале было напряженное внимание. Поэта горячо и длительно благодарили за чтение» (Последние новости. 1933. 9 мая, Подпись: Г.А.).
Цветаева, видимо, не могла присутствовать на вечере Бальмонта из-за болезни. См. ее запись: «5 mai 1933 — vendr<edu> (пятница) (вечер Бальм<онта>, флюс в 3 апельсина); (7 мая 1933 г. разб<ухшая> щека)». (НЗК-2. С. 385; 389).
Поперек страницы проведена соединительная линия от * к * (Сост.).
Из породы проклятой (или благословенной) Поэта (фр.).
После Жида… — Речь идет о вечере журнала «Числа», посвященном творчеству А. Жида. См. письмо к Г.В Адамовичу от 3 I марта 1933 г. и коммент. 4 к нему.
Полная свобода действий (фр.).
Ср.: в письме к Рильке от 6 июля 1926 г. Цветаева приводит строки из стихотворения М. Стюарт, написанного ею на смерть мужа, французского короля Франциска II: «Car mon pis et mon mieux / Sont les plus d*serts lieux?» (Ибо худшее и лучшее во мне — / Места, что всего пустынней. — (фр.). (Письма 1924–1927. С. 431).
И недавно читала в письме Lespinasse… Жюли де Леспинас (1732–1776) — французская писательница, хозяйка парижского салона. Автор книги, составленной из писем к горячо любимому человеку, графу Франсуа де Гиберу (1744 1790), военному деятелю и писателю. Опубликована в 1809 г. Цветаева упоминает, вероятнее всего, дополненное издание 1906 г. («Correspondance entre Mlle de Lespinasse et le Comte de Guibert»).
Намерение (фр.).
Выставлению напоказ (фр.).
Сережа и Леонид Каннегисеры персонажи очерка Цветаевой «Нездешний вечер», посвященного М.А. Кузмину (СС-4). Лулу, их сестра — Каннегисер Елизавета Иоакимовна (1897 1943). В эмиграции во Франции. В годы войны депортирована в Германию.
Адамович был дружен с Лулу, посещал ее дом. «Лулу для всех ее бесчисленных петербургско-парижских приятелей, чудный человек, воплощенная, беспредметная, непрерывная восторженность и восхищенность, все схватывающая с полуслова, инстинктом, „кожей“ мгновенно понимавшая то, что другим надо было бы втолковывать часами…» (Адамович Г. Смерть и время. Русский сборник. Париж. «Подорожник», 1946. Кн. 1. С. 180). Цветаева, по-видимому, также бывала в этом доме. В ее записной книжке сохранился парижский адрес Е.И. Каннегисер: Ibis rue Troyon, 17-е (НЗК-2. С. 430).
См. письмо к С.Н. Андрониковой-Гальперн от 3 апреля 1933 г.
К.В Мочульский. — См. коммент. 3 к письму Н.П. Гронскому от начала января 1933 г.
Трейл Роберт — шотландец, славист, одно время работал в Москве. Был коммунистом, в июле 1937 г. погиб, сражаясь в Испании.
Д.П. Святополк-Мирский в сентябре 1932 г. вернулся в СССР. В мае 1933 г. совершил поездку в Ташкент и Сталинабад с целью сбора материалов для «Истории фабрик и заводов».
На все упреки Цветаевой Руднев ответил пространным письмом от 22 мая 1933 г. См. ниже.
В начале 1933 г. Цветаева послала текст своих воспоминаний о Волошине М.В. Сабашниковой, его первой жене (см. о ней в письме Г.П. Федотову от 6 марта 1933 г. и коммент. 3 к нему), с указанием мест в очерке, выкинутых редакцией. Сабашникова ответила Цветаевой (письмо не сохранилось) и по тому же поводу написала 28 марта 1933 г. письмо другой своей корреспондентке — М.С. Цетлиной, как имеющей отношение к редакции журнала. В нем Сабашникова писала:
«<…> Когда получилось известие о смерти Макса и мне стали посылать эти плоские и частью издевательские статьи о нем, мне хотелось найти Вас, и, зная, как Макс любил Вас обоих и как Вы с ним были дружны, просить Вас что-нибудь сделать, чтобы сохранить его образ, таким путем искаженный в эмиграции.
Неужели мало его мученичества в Советской России!
Между тем я получила от Марины Цветаевой ее прекрасные воспоминания о нем. Это миф о Максе, то есть правда о нем. Для многих эти воспоминания были большим удовлетворением. Макса больше знают и ценят в культурном мире, чем это можно думать. Один известный немецкий композитор, живший всегда в России, побывав теперь в Париже, где исполнялись его вещи, говорил мне, что в эмиграции подчас так же преследуется все духовное, как в Советской России. Я поверила ему, когда видела, что вычеркнула редакция „Современных Записок“ из воспоминаний. Это такое же безвкусие, как если бы в равеннских мозаиках замазали золотой фон. Все остальное без конца, который целиком вычеркнут, просто не имеет смысла, или имеет стиль анекдотов Я слышала, что Вы имеете отношение к „Совр<еменным> запискам“ и хотела просить Вас заступиться за Макса, спасти его истинный образ.
Помните, каким верным другом он был всегда; он бы за каждого из нас заступился, и я
