Как посредник повстанцев Эмилио занимался связями между ними и союзниками за рубежом и координировал закупки оружия и необходимых повстанцам припасов. Он надзирал за контрабандой боеприпасов в мешках с фасолью и рисом и даже организовывал поставку динамита, при помощи которого повстанцы взрывали мосты.
Чтобы избежать подозрений, нужны были постоянные усилия и изобретательность. Свои письма Эмилио подписывал «Фокион» — в честь афинского полководца и политического деятеля, которого прозвали Добрым за порядочность и верность демократии. Когда Эмилио отправлял деньги или припасы повстанцам в их горных лагерях, то прилагал половину газетной страницы, а вторую оставлял себе. Если для установления контакта приходил другой связной, он должен был предъявить недостающую половину, чтобы подтвердить, что он действительно повстанец.
* * *
То, что у второй войны за независимость была более солидная идеологическая основа, означало, что вести эту войну надо было с вниманием не только к военным, но и к социально-политическим вопросам. Новые кубинцы должны были стать народом, в котором не-белое население, прежде ущемленное, пользовалось бы равными правами и возможностями с белыми, а для этого необходимо было реформировать всю систему социально-экономических отношений. Генерал Максимо Гомес полагал, что одна из ошибок Десятилетней войны заключалась в том, что вожди революции не решались пойти наперекор мощным экономическим интересам, особенно в западной части Кубы. Они не стали вести войну в сахароносной сердцевине острова и тем самым помешали революции преобразить страну. Кроме того, Гомес утверждал, что необходимо всеми силами подрывать экономику и тем самым прекратить поток средств, которые Испания получала с Кубы и направляла на финансирование войны.
Так или иначе, стратегических тонкостей было очень много. Например, было неясно, как командирам повстанцев обращаться с крупными землевладельцами. Если уничтожить сахарные и кофейные плантации, от этого будет плохо не только плантаторам, но и простым кубинцам, и вожди повстанцев не могли достичь согласия друг с другом в вопросе о том, насколько далеко может зайти саботаж экономики. В июле 1895 года Гомес издал сокрушительный приказ: «Сахарные плантации прекращают работу, и если кто-то предпримет попытку собирать урожай, невзирая на этот приказ, его тростник будет сожжен, а постройки разрушены». Этот же приказ запрещал ввоз промышленных, сельскохозяйственных и животноводческих товаров в города, оккупированные испанскими войсками. Однако другие командиры предпочитали более мягкий подход. Антонио Масео считал, что плантаторам следует разрешить собирать тростник и производить сахар, если они будут платить военный налог повстанческой армии и не попытаются препятствовать делу революции. Масео командовал повстанцами в восточной части Кубы и заключил на своей территории несколько подобных соглашений с плантаторами и владельцами сахарных заводов, а налоги, которые он собрал в результате этих соглашений, стали ценным источником доходов для революции.
В Сантьяго Эмилио Бакарди поддерживал позицию Масео. Более того, и сам Эмилио собирал военный налог с нескольких владельцев плантаций в окрестностях Сантьяго, начиная с собственной тещи на плантации Санто-Доминго. В иные месяцы сборы составляли несколько сотен долларов — значительная сумма для революционного движения, отчаянно нуждавшегося в наличности. То, что Эмилио не одобрял крайние меры, приверженцем которых был Гомес, соответствовало и его деловым интересам. Если бы производство сахара и коммерция в оккупированных испанцами областях оказались под полным запретом, «Bacardi & Compañía» пришлось бы закрыться. Без бесперебойных поставок мелассы Бакарди не могли бы производить ром, а если бы они не продавали свой товар в Гавану и другие города, контролируемые испанцами, то не смогли бы вообще продолжать торговые операции.
Несколько кубинских конкурентов Бакарди уже разорились. Некоторые винокурни были построены при сахарных плантациях и сгорели вместе с другими постройками, некоторые владельцы винокурен считались «врагами» революции, некоторые, наоборот, вызвали недовольство испанских властей. Один из самых процветающих производителей рома на восточной Кубе, компания «Brugal, Sobrino, & Compañía», в разгар войны переехала с Кубы и так и не вернулась. Ее владелец Андрес Бругаль был целиком на стороне Мадрида, однако двое его сыновей симпатизировали повстанцам, и власти поймали их на контрабанде мачете из отцовского магазина скобяных товаров. Если бы дон Андрес не дружил с командующим испанского гарнизона в Сантьяго, молодых людей, вероятно, расстреляли бы. После этого вся семья Бругаль была вынуждена переехать в Доминиканскую Республику, где, впрочем, их компания в конце концов добилась процветания.
Учитывая военное время, «Bacardi & Compañía» могла продолжать работу только при условии ловких политических маневров, умелого управления и удачного стечения обстоятельств, благодаря которому у компании была развернутая сеть поставщиков и покупателей. Эмилио знал, кто из плантаторов продолжает собирать тростник, отчасти потому, что сам общался с ними от имени революционеров, а поэтому мог обеспечивать поставки хотя бы минимально необходимого винокурне количества мелассы. Штат рабочих на фабрике остался более или менее прежним, хотя многие жители Сантьяго присоединились к повстанческой армии. Благодаря подпольной деятельности Эмилио на его компанию не распространялись революционные экономические запреты, а для испанских властей твердая решимость Бакарди продолжать работу компании говорила о вере в стабильность. Однако Бакарди с новой силой вспоминали обо всех опасностях, связанных с революционной деятельностью, каждый раз, когда работа в винокурне на улице Матадеро прерывалась грохотом выстрелов, доносившимся с бойни на той же улице, когда еще кого-то ставили к стене и расстреливали. Смерть Даниэля, опасности, сопутствующие деятельности Эмилио, и страх за безопасность Эмилито нависли над семьей черной тучей.
Через два дня после того, как Эмилито стал адъютантом Масео, вся армия Масео, в том числе и Федерико Перес Карбо, который был повышен в должности до полковника, предприняла операцию, которую впоследствии назвали «вторжением» в западную Кубу, — марш-бросок через остров в глубь сахарных плантаций и оборонительных укреплений испанской армии. Большинство повстанцев ехали верхом и были вооружены мачете. В рукопашном бою повстанцы орудовали мачете, как саблей, и с криком размахивали ими над головой во время атаки на испанский строй. Испанские солдаты, уже успевшие повидать, как одним ударом этого мощного ножа сносят головы и отрубают руки, очень боялись мачете. Повстанческая армия раз за разом заставляла испанцев отступать. К декабрю 1895 года силы Масео были уже в провинции Матанзас к востоку от Гаваны.
