Жить мне, маяться.
Дальне-дальнюю.
Будет некогда.
Да ко быстрой.
Ночьми темными.
России-матушки.
Да савана белого.
Платье чистое.
«Ни лоскутка России…»
Где там!
Врагу огни Кремля видны.
В шинели серые одета
Одна десятая страны.
Ну что ж!
Не привыкать России
Держать пред будущим ответ…
А вспомнят ли тебя, Василий,
В тиши послевоенных лет?
Не скажут ли
На белом хлебе
Юнцы возросшие, в тепле,
Что ты
Придуман мной,
Что не был,
Что даже не жил. на земле,
Что это я идеи ради
Сквозь ту окопную беду,
Как на смотру,
Как на параде,
Тебя, красивого, веду.
Так скажут те, кто, не надеясь
На собственную правоту,
Внесет в понятие ИДЕЙНОСТЬ
Сомнительную широту.
С той широтой
Померкнут грани
Меж злом и праведным добром.
Ту широту и обэкранят
И лихо выпишут пером.
И молодым, не знавшим горя,
Привыкшим к чувственным словам,
Дадут слепую грусть по морю,
По неоткрытым островам.
Взамен армейских побратимов,
Идей, что в смертный бой ведут,
Дадут им парус бригантины,
Маршрут сомнительный дадут.
Бездумную тоску разбудят
По легкой жизни, по тряпью —
И кое-кто легко забудет,
За что
Василий пал в бою…
Не знал он, что героем станет.
А что он знал?!
Да ничего.
Он знал, что был Иван Сусанин
За три столетья до него.
Он помнил гром Бородина,
И песни о гражданской слушал,
И пел о девушке Катюше,
Хмелея, словно от вина.
Обычный парень, сын крестьянки,
В семье возросший без отца,
Он смело шел на вражьи танки
И, хороня друзей останки,
В победу верил до конца.
Был славным пахарем Василий.
Солдатом был — врагам на страх.
Тысячелетие Россия
Нуждалась в эдаких сынах:
И каждый был из них солдатом
На протяжении веков.
И в том земля не виновата,
Она рожала мужиков.
Рожала для трудов спокойных,
Для самых мирных дел земли.
Но ей навязывали войны!
И пахари в солдаты шли.
И каждый знал о том, что тело
С душою не одно и то ж,
Что Родина — святое дело:
Умрешь,
А вроде не умрешь.
Так верьте, молодые, верьте
В нелегкий путь своей страны
И в ту Республику Бессмертья,
Что возмужала в дни войны.
Эх, мама, мама…
Меркнут дали.
В глазах от пламени темно.
На днях Орел с боями сдали,
Но не сдаемся все равно.
Война.
Не привыкать к утратам.
Идут жестокие бои.
Ты верь,
Я честно мщу за брата,
За слезы чистые твои.
Безлесье…
Все как на ладони.
Идем в простреленных полях.
День изо дня друзей хороним.
И спим, как кони,
На ногах.
Мне Костромщина наша снится.
Ее леса…
А здесь — ни пня,
Ни деревца, чтобы укрыться
От перекрестного огня.
Но думаю — минуют годы,
Неся с собою тишину,
Я выучусь на лесовода
И разводить леса начну.
И в этот край,
Где волен ветер
Творить, чего захочет сам,
Войдет мой лес, широк и светел,
Как ровня костромским лесам,
И в черноземном этом крае,
Что потемнел за дни войны,
Березы песни заиграют
Среди безбрежной тишины.
И в том лесном разноголосье,
Что сладко растревожит мир,
Раздастся трубный голос лося,
Идущего на брачный пир.
Здесь будут чудо-урожаи,
Коль зашумят — земли краса, —
Горячий воздух остужая
И лютый ветер отражая,
Земли краса — мои леса.
Бот видишь, мама, размечтался.
А всяко может быть. Война!
Я надолго с тобой расстался,
Но это не моя вина.
Я на судьбу свою не плачусь.
Пока перед тобой в долгу,
Я верю, что вернусь.
Иначе
Я даже думать не могу.
Прими сыновнее спасибо
За все добро, тепло твое,
За то,
Что мне дала Россию
И право
Защищать ее!
И не казни, что отступаем.
Бывает, надо отступать.
Мы
