мае, когда новая машина будет готова к тестовым заездам, Руди примет участие в ее обкатке. Так они вместе и пройдут проверку на годность к участию в соревнованиях. Покажут результат – будут взяты в команду. [200]
На следующий день Нойбауэр привез Руди на завод в Унтертюркхайме, чтобы показать новую машину. Миновав ряд гигантских цехов, они прибыли к маленькому ангару за высоченной оградой с колючей проволокой. Охранник тщательно проверил их удостоверения личности, прежде чем пропустить через проходную. У них на производстве все теперь делается под грифом «совершенно секретно», предупредил Нойбауэр. В цеху взору Руди впервые открылось, что за двигатель и шасси готовят на заводе Daimler-Benz к новому гоночному сезону под вывеской Mercedes-Benz W25. [201]
Идеология утвержденной на сезон-1934 формулы была предельно прямолинейна: раз заводские команды взяли курс на использование все более мощных и, как следствие, тяжелых двигателей, требующих, соответственно, более прочных и увесистых шасси, трансмиссий и подвески с рулевым управлением, чтобы все это не разваливалось на ходу, то давайте ограничим предельно допустимый вес машины 750 килограммами, – это и приведет к желаемому эффекту возвращения скоростей в разумные пределы. Однако доктор Ганс Нибель, главный конструктор концерна, переосмыслил это ограничение весьма оригинальным образом. В его понимании новая формула открывала возможность оснащать сверхмощными двигателями максимально облегченные шасси и ходовую часть, от которой требовалась лишь способность держать дорогу на безумной скорости и позволять гонщику рулить и тормозить в поворотах. Однако сформулировать такое решение куда проще, чем его реализовать. Как писал историк Ferrari Брок Йейтс, до той поры «гоночные машины, даже столь продвинутые как P3, были всего лишь грубо сделанными четырехколесными платформами для установки [тяжелых] двигателей». [202]
Прототип нового двигателя Mercedes объемом 3,3 л с наддувом, который Руди увидел на динамометрическом стенде, являл собой нечто близкое к абсолютному идеалу совершенства. Вроде бы ничего революционного в его конструкции не было, однако же ее выверенность и масса мелких усовершенствований обеспечивали мощность на 50 % выше, чем у Alfa Romeo P3.
Нибель к тому же сумел сопрячь это чудо моторостроения с усовершенствованным шасси, построенным, насколько это было возможно, из легких сплавов. W25 была одноместной, – у Mercedes такая компоновка применилась впервые, как и гидравлические тормоза. В конструкции применили независимую подвеску не только передних, но и задних колес, а также объединили в один узел коробку передач с дифференциалом передачи крутящего момента на задние полуоси. Заднее расположение КПП позволило, во-первых, улучшить развесовку по осям, а во-вторых, усадить водителя в кабину как можно ниже. Все вышеперечисленное обещало сделать W25 предельно устойчивой и буквально льнущей к дорожному полотну. При грамотных настройках она однозначно будет самой быстрой из когда-либо выезжавших на трассы Гран-при гоночных машин.
Как никогда мотивированный к скорейшему восстановлению Руди вернулся к себе в Арозу. Ясные зимние дни он проводил за принятием солнечных ванн для больной ноги. По вечерам же они с Шарли выбирались на прогулки по окрестностям, и с каждым разом он отваживался на все более дальние вылазки. С тем, что ходьба до конца жизни будет для него сопряжена с болевыми ощущениями, он уже свыкся. Теперь его больше волновал вопрос, хватит ли ему выносливости выдерживать многочасовые заезды на сотни километров в тесном кокпите W25. [203]
2 февраля Шарли отправилась кататься на горных лыжах в компании друзей. Она, собственно, не особо этого и хотела, но Руди настоял, что ей лучше принять приглашение и как следует развеяться после десяти месяцев непрерывного ухода за ним, травмированным. Ближе к вечеру он проковылял вниз по заснеженному склону к станции, чтобы встретить ее с поезда. Ни она, ни кто-либо из ее компании к обещанному времени не прибыли, – и он вернулся домой один.
Солнце зашло, а Шарли все не было. Руди сидел в шале с погашенным светом, чтобы издали рассмотреть ее силуэт в начале подъема. Ровно в десять вечера вместо Шарли появился гид их лыжного тура. От одного его вида в дверях Руди стал белее снега. И слова не заставили себя ждать: «Там лавина пошла… Шарли не могла не видеть… Ей бы тормознуть, переждать, а она рванула вперед, думала проскочить… Друзья говорят, у нее было слабое сердце, – вы не знали? вот и не выдержало…»
Шарли погибла.
Без нее и без гонок в жизни у него не оставалось ровным счетом ничего. [204]
В цеху завода Delahaye звонко пели молотки, басисто рокотали станки, сердито шипел сжатый воздух. Запахи металлической стружки, бензина, масла, лака и едкого мужского пота смешивались в непередаваемое амбре. Мимо рабочих по направлению к кабинету Шарля Вайффенбаха решительной походкой прошествовала Люси Шелл. Внутри у нее все кипело. Мало того, что фирма не поставила ей в оговоренный срок заказанную Delahaye Type 134 и тем самым лишила ее возможности выйти в январе 1934 года на старт Ралли Монте-Карло, так этот «мсье Шарль», оказывается, выставил туда на предложенной лично ею и построенной-таки гибридной модификации собственного заводского гонщика Альбера Перро, а тот занял позорное 24-е место среди 114 участников. [205]
Потому и занял, миролюбиво объяснил «мсье Шарль», что это был экспериментальный и не готовый к серьезным состязаниям экземпляр, и тут же еще больше взбесил Люси, сообщив, что параллельно «экспериментирует» и с аналогичной доводкой модели 138 Special и уже́ поставил их две штуки – мадемуазель Гонно и мадам Нено – для участия в предстоящем сугубо женском ралли Париж – Сен-Рафаэль.
– Эти дамы – давние постоянные клиентки Delahaye, – пояснил мсье Шарль. – Вы, конечно же, должны меня понять.
Люси входить в его положение не пожелала, вытребовала свою Delahaye 134 «как есть» – и обыграла на ней обеих соперниц на более мощных 138 Special в этом женском ралли, заняв общее четвертое место. [206]
Пока Люси воевала с мсье Шарлем, газетные заголовки все больше напоминали хронику погружения Франции в хаос. В правительстве – кавардак, премьер-министры меняются как перчатки, а их кабинеты перетасовываются как колоды карт чуть ли не ежемесячно. Перед самым Сен-Рафаэлем ультраправый сброд схлестнулся с полицией прямо на площади Согласия. Писали даже, что назревает фашистский путч. Результат подавления протеста – пятнадцать убитых и сотни раненых. [207] «Похоже, что Франция не способна привести свою социально-политическую систему в соответствие с требованиями современности», – писала New York Herald Tribune. [208]
Будучи весьма состоятельной, Люси могла бы всецело предаваться гонкам, но ее тревожила судьба Франции, рисковавшей вот-вот лишиться
