стала для него глубочайшим потрясением. Чайковский был веселым и щедрым бонвиваном, играл в гольф не хуже, чем пилотировал авто, и часто составлял Дрейфусу компанию в разъездах. На следующей неделе Рене присутствовал на похоронах друга. Хоронили Станислава в закрытом гробу, задрапированном государственными флагами Франции и Италии и увенчанном обугленным рулевым колесом последней в его жизни машины. [199] От этого зрелища Рене сделалось не по себе.
Слушал радиотрансляцию той гонки и Руди Караччола – лежа с по-прежнему загипсованной правой ногой, но теперь уже в похожей на келью отдельной палате Ортопедического института им. Риццоли, разместившегося в постройках старинного монастыря на склоне горы к югу от Болоньи. Директор института профессор Витторио Путти считался тогда лучшим в Италии хирургом-ортопедом.
Последние пять месяцев Руди провел, практически не вставая с койки. Занять себя ему было решительно нечем, если не считать игру в карты с Шарли и изучение смены красок в пейзаже за окном кельи. Так что, он, естественно, не пропускал ни единой радиотрансляции с гонок. В разгар сезона Луи Широн принял приглашение присоединиться к частной конюшне Энцо Феррари. Alfa Romeo решила отказаться от собственной заводской команды и передала свои машины в Scuderia Ferrari. За рулем так хорошо знакомой Руди monoposto Alfa Romeo P3, но украшенной теперь вздыбленным конем – эмблемой Ferrari, которая скоро прославится на весь мир, – Широн выиграл уже три гонки, включая Гран-при Испании. Невыносимой душевной мукой для Руди было осознавать, какие возможности проходят мимо него. Ему решительно хотелось обратно в гонки – и ничего более!
Перспективы и сроки восстановления, однако, по-прежнему оставались неясными. После каждого осмотра его ноги доктор Путти на все настойчивые вопросы Руди отвечал лишь одно: «Потерпите, милейший, и все срастется…»
Наконец в конце сентября Путти снял гипс и отправил Руди на рентген, однако и тут его надежды на скорое завершение долгих мучений не сбылись: вечером Путти объявил, что без гипсовой повязки ему пока что не обойтись, и снова загипсовал ногу Руди. Вторично гипс сняли лишь во второй половине октября. Руди попытался было ходить на костылях, но ничего из этого не вышло: слишком больно. Рентген показал, что проблема в неправильно срастающейся хрящевой ткани. На всякий случай в присутствии Шарли доктор Путти настоятельно порекомендовал хирургическую операцию по исправлению этого ортопедического дефекта. Руди отказался наотрез. Он был убежден, что главное для него – поскорее встать на ноги. А тут – операция, а после нее снова гипс на долгие месяцы, – это же немыслимо!
– Но ты же по-всякому больше не сможешь гоняться! – воскликнула Шарли. Для Руди это прозвучало как гром среди ясного неба. Ему с самого Монако никто не отваживался сказать, что раздробленная бедренная кость означает конец карьере. Что с того, что правая нога у него теперь короче левой на пять сантиметров, думал он, как-нибудь наловчусь водить и так. Тут Путти окончательно добил Руди заявлением, что ему не о гонках нужно думать, а о том, чтобы хоть когда-нибудь начать ходить без посторонней помощи. Внутри у него все вдруг как-то оборвалось, и все тело Руди сковал леденящий ужас.
А Шарли все увещевала его рассказами о том, что в жизни есть масса других интересных и важных вещей, что они будут счастливы вместе и без гонок. Он жестом велел ей замолчать.
– Никакой операции! Понятно? – безапелляционно заявил он Путти. Однако на еще одно возвращение ноги в гипсовую могилу все-таки согласился, но лишь на условии незамедлительной выписки после этого из институтской больницы.
Они перебрались к друзьям в Лугано. В перерывах между отдыхом за созерцанием швейцарских красот с террасы над озером Руди старался каждый раз чуть дольше выдерживать на ногах. Даже на двух костылях каждый мах правой голенью отдавался острейшей болью в бедре. Шарли шагала рядом, страхуя его от возможного падения.
В середине ноября приехал его проведать Нойбауэр. Руди встретил гостя в широких брюках, скрывающих гипс. Начальник команды Mercedes крепко обнял его, и они удалились на террасу обсудить перспективы. Руди чувствовал, что каждое его движение, каждый жест и гримаса придирчиво изучаются.
Альфред Нойбауэр, как водится, перешел сразу к делу. Гитлер гарантировал Daimler-Benz финансирование разработки новой гоночной машины к сезону 1934 года. Пока что в команду подписали Браухича и чемпиона Италии Луиджи Фаджоли.
– Ну а ты как? Сможешь начать гоняться по весне? Ты нам нужен.
– Без вопросов, смогу конечно, – не сморгнув ответил Руди и тут же нагло поинтересовался суммой контракта.
Нойбауэр от вопроса о деньгах отмахнулся, сказав только, что это они обсудят в Штутгарте, куда Руди нужно будет прибыть в январе. После этого они мило посидели, беседуя о чем угодно, но только не о том, что за машину разрабатывает концерн, и тем более не затрагивая вопроса о том, как им относиться к спонсору, ухитрившемуся за считанные месяцы захватить абсолютную и ничем не ограниченную власть. Это не их мир и не их проблемы. Главное, у команды Mercedes есть господдержка, – вот пусть и дальше будет.
Нойбауэр вернулся в Германию, откуда до Руди вскоре дошли от друзей слухи о том, что начальник команды якобы доложил Кисселю, что шансов на восстановление Руди мало и лучше подыскать вместо него кого-нибудь поздоровее и помоложе.
Гипс сняли в декабре. День за днем Руди по чуть-чуть наращивал дистанцию своих прогулок, в ходе которых опирался одной рукой на трость, а другой на Шарли. Сил он понемногу набирался, но из-за короткой правой ноги едва ковылял, и к тому же боль в бедре никак не желала униматься.
В первой половине января 1934 года Руди отправился в Штутгарт в сопровождении Шарли, успевшей смириться с мыслью о возвращении мужа в гонки. Руди настоял на встрече с Кисселем и заявил тому, что вполне здоров для гонок. Гендиректор Daimler-Benz ему на слово не поверил, но пообещал устроить вечером встречу с Нойбауэром для более детального обсуждения перспектив.
Нойбауэр пришел к Руди прямо в номер отеля Graf Zeppelin.
– Здоров и готов, значит? – спросил он.
Как и в кабинете у Кисселя, Руди, как мог, скрывал хромоту и, превозмогая боль, изображал на лице безмятежную улыбку:
– Клянусь, что готов.
Нойбауэр напомнил ему о том, что за одну гонку приходится тысячи раз жать на педали, а это требует сильных и крепких ног.
– Где гарантия, что у тебя там что-нибудь не надломится на полпути?
– Да скорее ваша новая машина «надломится»! За этим следите! – не выдержав, вспылила Шарли.
Наконец, Нойбауэр пошел на компромисс. В
