какому-то другому поводу использует похожие рассуждения.
Окрыленный, я позвонил Вентцелю и попросил поставить на семинаре мой доклад. Доклад был назначен, через месяц я привез законченную рукопись работы и довольно долго ее рассказывал придирчивым слушателям на семинаре. На моем докладе присутствовал будущий академик, тогда начальник кафедры воздушной стрельбы Академии имени Жуковского, только что полу чивший генеральское звание профессор В. С. Пугачев. После моего доклада он произнес хвалебную речь и сказал, что мною написана хорошая диссертация и он готов стать моим оппонентом. О чем и был написан протокол и представление кафедры Вентцеля. Рукопись у меня отобрали и поставили на ней гриф «совершенно секретно». И через полтора месяца была назначена моя публичная защита на Ученом совете факультета авиационного вооружения.
Эти научные успехи были встречены в Харькове совсем не однозначно. Кое-кто порадовался и поздравлял меня. Но генерал Хадеев искренне огорчился: «Вот защитишься и уедешь. Подобрать нового начальника учебного отдела будет нетрудно – место выгодное! Представлю того же майора Потапова. – (Это был мой заместитель.) – Но с кем же я буду играть в преферанс, и кто будет ходить четвертый этап в эстафете?»
Тем не менее дело шло к защите. Я быстро сдал последний кандидатский экзамен, это была философия. Получил четверку и был счастлив!
Сдавал экзамен вместе с Воровичем. Он тогда пребывал в академии в качестве адъюнкта, по гражданской терминологии – аспиранта. Он готовился долго и, как все, что он делал, сверхдобросовестно. Но получил всего лишь тройку! Я тем более почувствовал себя на коне.
И вот однажды я поехал в Москву на защиту. И не с оказией, как ездил по своим научным делам. Училище мне дало официальную командировку, причем на целую неделю. А сама защита чуть было не сорвалась.
Вторым моим оппонентом был назначен полковник доцент Бойко, о котором слушатели говорили: Бойко бойко ставит двойку. Человек педантичности и занудливости необыкновенной. Вот и мне он тоже чуть было не поставил «двойку». Отзывов о диссертации пришло много, и все были отличные, но отзыва второго оппонента не было. А без второго оппонента защита состояться не могла.
Я пошел на кафедру, где работал мой оппонент. Ноги у меня дрожат: завтра защита, а отзыва нет. В чем дело? А он мне говорит буквально следующее: «Я еще не во всем у вас разобрался. Видите ли, Моисеев, мне надо еще один-два месяца». Вот так! А защита завтра!
И снова добрый случай, и снова добрые люди.
В коридоре я встретил Володю Семенова. Мы с ним были одного выпуска – май сорок второго. Но он на фронт не попал, а был оставлен в академии в качестве адъюнкта. Успел защитить диссертацию и обогнать меня в звании: только что получил майора. Впоследствии Владимир Михайлович Семенов стал доктором наук, вышел в генералы и был под занавес своей военной карьеры заместителем по научной части начальника знаменитого Тридцатого института.
Я ему поплакался – завтра защита, а тут такое!
– Пошли к Соловью, чего-нибудь придумаем».
Генерал-майор Соловьев был начальником нашего факультета и человеком достаточно доброжелательным, хотя и трусоватым. Пришли, докладываем. Соловей пожимает плечами и говорит о неприятностях, которые могут последовать для Ученого совета, если защита сорвется, – на меня ему, разумеется, наплевать. Вроде бы уже отрезанный ломоть. И тут Семенов подает блестящую идею.
– Товарищ генерал, разрешите мне завтра выступить вторым оппонентом.
– А диссертация? Она же секретная.
– Устроим!
– А отзыв?
– Напишем!
– Ну, авиация, смотрите, не подведите!
– Не подведем! – ответили мы уже хором.
Диссертация была действительно с высоким грифом и хранилась под семью замками. Но кто поверит диссертанту, что у него нет черновиков? Они у меня, конечно, были. А кроме того, голова – это ведь самый надежный сейф для секретных документов. Мы поехали к Володе домой. Он был уже женат. Его жена Лена накормила нас обедом и мы сели работать.
Володька Семенов был очень способным человеком. Слегка безалаберный, с ленцой – что греха таить? Но был всегда прекрасным товарищем, и когда надо, понимал все быстро, делал четко и хорошо. За два часа он во всем разобрался. Еще час мы с ним вместе писали отзыв, а потом, само собой разумеется, весьма неплохо выпили. Я у него остался ночевать. Утром вместе поехали в академию. А к трем часам дня я уже был кандидатом технических наук.
Защита прошла под барабанный бой. Очень хорошо говорил В. С. Пугачев. Не ударил в грязь и Володя Семенов. Его похвалил Соловей: не подвели. Было много людей из гражданских КБ и НИИ. Задавали вопросы. Я получил много лестных предложений. Генерал Залесский, начальник НИИ-2, звал меня к себе, и я этим приглашением однажды воспользовался.
Пришел на защиту и профессор Победоносцев. Тогда-то он и рассказал мне о судьбе письма, которое я написал ему, еще будучи инженером дивизии. И мне стали понятны неожиданные выкрутасы судьбы. После защиты мы с ним долго гуляли по коридорам академии, и он мне настойчиво втолковывал, что я должен, нет, обязан приложить все усилия, чтобы уйти из армии. Теперь, когда я кандидат наук, да в такой быстро развивающейся и престижной области, как ракетная техника и реактивная наука, каждое КБ меня возьмет. Возможностей много, и материально я буду обеспечен не хуже, чем в армии.
А еще он мне сказал: «Но ваше место, я в этом убежден, в вузе. Демобилизуйтесь и приходите на мою кафедру в МВТУ».
Нет, ни в чем он меня тогда не убедил. Уж очень казалась заманчивой устроенность кадровой офицерской службы. Я был представлен к очередному званию, и генерал Хадеев обещал досрочно представить к званию подполковника, благо я занимал полковничью должность. Была уже и собственная комната – впервые в жизни. Правда, в ней кроме раскладушки, табуретки и стола на трех ножках ничего не было. Но, тем не менее, была крыша над головой.
Но не зря говорят, что лучший учитель – жизнь!
Я возвращаюсь в гражданскую жизнь
Возвращение в Харьков было триумфальным. Хадеев меня поздравил публично. Но за праздничными днями пошли будни.
И они оказались куда менее привлекательными, чем предыдущая харьковская деятельность и чем то, на что я рассчитывал. Концепция училища была составлена, планы утверждены, курсанты появились, и началась рутинная работа учебного отдела – составление расписаний, проверка занятий, заполнение форм отчетности и тому подобное. Одним словом, началась полная забот жизнь военного чиновника, который к тому же находится все время в поле зрения своего начальства. Поездки в Москву прекратились вместе с окончанием пускового периода.
Вместе с этими поездками прекратились научные семинары в Академии
