в Берду. Здесь беглый купеческий приказчик, писарь, рабочий, наконец, нашел применение своему бойкому перу. Дубровский поставил его на службу казацко-крестьянскому восстанию.
Спешно были написаны указы к башкирам, к русским. Башкирских старшин Пугачев назначил кого генералом, кого бригадиром, кого полковником, роздал богатые подарки. Он говорил, что идет на Уфу, где его ждет наследник Павел во главе сорокатысячного войска. Крестьяне, заводские люди были привлечены обещанием вольности, свободы от податей, от рекрутчины, от работы на дворян.
Снова поднялись заводы и башкирские кочевья. Башкиры действовали анархически, отдельными разрозненными группами. Рассматривая заводы только как источник экспроприации, башкиры жгли и громили их безжалостно.
Портрет Е. Пугачева, написанный на холсте с портретом Екатерины II.
Рисунок неизвестного художника XVIII века
Пугачев по портрету Мальи.
Нарисован с натуры в начале 1775 года
Белобородов сколотил и отлично вооружил трехтысячный отряд из казаков и заводских крестьян. Подошел к Красноуфимску и заставил отступить правительственные части.
В жаждущем свободы народном воображении успехи Пугачева приобрели преувеличенную и легендарную окраску. Говорили, что восстал, наконец, избавитель, не будучи в состоянии спокойно смотреть на народную нужду. Передавали, что Пугачев взял Оренбург, Уфу, построил в степи пороховые и пушечные заводы, что у него несметное войско и оружия без счету. Рассказывали, что Ново-Троицкая крепость переименована в Петербург, а Чебаркуль — в Москву, что Бибиков, увидя «государя», испугался, проглотил яд, хранившийся у него в пуговице, и умер. Как не стать под знамя такого царя-избавителя и победителя! И угнетенные люди вставали.
Наконец, Пугачев принял смелое и единственно правильное в его положении решение — прорваться к Волге. Оставаться дальше в Башкирии было бессмысленно и трудно. Край был разорен, заводы разгромлены, деревни и села сожжены, всюду рыскали правительственные команды.
Пугачев соединился с Белобородовым, взял Красноуфимск и пошел на соединение с башкирами, блокировавшими пригород Осу, чтобы отсюда направиться на Казань.
Молва о легендарных успехах Пугачева казалась столь убедительной, что разорившийся ржевский купец Долгополов решил поправить свои дела через Пугачева. В молодости Долгополов поставлял фураж для лошадей тогда еще великого князя Петра Федоровича и был с ним знаком. В разгаре восстания он отправился к Пугачеву, говоря по секрету, что едет к императору с приветом от наследника. Ловкий купец пробрался к Пугачеву под Уфу, передал ему подарки, присланные «наследником». Пугачев не преминул воспользоваться случаем для нового убеждения приближенных в своем подлинно царском достоинстве. Пообещав Долгополову различные блага, если он признает в нем «императора», Пугачев с истинно актерским мастерством разыграл следующую сцену. Он пригласил к себе Овчинникова, Перфильева и других атаманов и в их присутствии спросил Долгополова:
— Ты зачем ко мне прислан?
— Меня, ваше величество, прислал Павел Петрович посмотреть, подлинно ли вы родитель его.
— Узнал ли ты меня?
— Как не узнать! Вы жаловали меня вот этим зипуном и шапкою.
— Вы, господа казаки, — продолжал Долгополов, обращаясь к атаманам, — не сомневайтесь, он подлинно государь Петр Федорович, я точно его знаю.
Для закрепления достигнутого эффекта выпили за здоровье «великого государя», за «государыню» Устинью Петровну, за «наследника» Павла Петровича.
Пугачев продолжал опрос:
— Здоров ли Павел Петрович? Каков он? Велик ли?
— Славу богу, он здоров и велик молодец, да его уже обручили на какой-то немецкой принцессе Наталье Алексеевне.
— Ну, славу богу, дай бог благополучно! — воскликнул довольный «отец» {166}.
Сцена с Долгополовым получила широкую известность и укрепила в рядовой массе уверенность в царском происхождении Пугачева.
Уверенность эта еще больше усилилась, благодаря одному эпизоду, разыгравшемуся под Осой.
Осажденные напрасно пытались пробиться из крепости. Напрасны были также попытки отбросить пугачевцев.
Пугачев предлагал защитникам крепости сдаться «истинному императору». В Осе решили удостовериться, действительно ли к городу подступил царь. Отправили старого отставного гвардейца посмотреть на главаря осаждающих войск, выяснить, похож ли он на Петра III. И тут Пугачев обнаружил такое самообладание и убеждающую силу, что казавшееся безнадежным положение было спасено.
Пугачев надел простое казацкое одеяние и стал в шеренге так же просто, как и он, одетых казаков. Вышел гвардеец. Он пошел вдоль шеренги, пристально вглядываясь в каждого стоявшего. Когда он приблизился к Пугачеву, тот, по-видимому, так пронзительно посмотрел, что гвардеец немедленно остановился. Пугачев нисколько не смутился, наоборот, начал наступление.
— Што, старина? Узнал ли ты меня?
— Бог знает, — отвечал оробевший гвардеец, — как теперь признаешь? В то время был ты помоложе и без бороды, а теперь в бороде и постарее.
Пугачев продолжал натиск.
— Смотри, дедушка, хорошенько! Узнавай, коли помнишь!
Гвардеец не осмелился возражать.
— Мне кажется, што вы походите на государя.
Пугачев решил подкрепить свое сходство более убедительными доводами.
— Ну, так смотри ж, дедушка! Поди скажи, штоб не противились мне, а то я всех вас предам смерти.
Этот довод обладал столь сокрушительной силой и для окончательно оробевшего гвардейца и для защитников крепости, что на следующий день старик вышел из крепости и «закричал громогласно»:
— Теперь я узнаю, што ты подлинно наш надежа-государь!
— Ну, старичок, — ласково сказал ему Пугачев, — когда ты меня узнал, так поди жа, уговори своих офицеров, штоб не проливали напрасно крови и встретили бы меня с честью {167}.
Старик выполнил приказ «императора».
Двадцать первого июня Пугачев вступил в Осу. На следующий день он двинулся к Рождественскому заводу и расположился на берегу Камы.
Переправа через Каму была очень хорошо подготовлена. Пугачев осмотрел течение, отыскал место для переправы, приказал исправить дорогу вниз по Каме, построить мосты через топкие места. Крестьяне соседних деревень с большой готовностью строили суда.
Двадцать третьего июня Пугачев переправился через Каму.
Двадцать седьмого июня он разбил наголову правительственный отряд, занял и сжег Ижевский и Воткинский заводы. Дорога на Казань была свободна.
Тщетно стремился Михельсон догнать Пугачева,
