разбить его на пути к Казани.
Неудержимой лавиной неслось семитысячное войско Пугачева. В пути к нему присоединялись новые толпы крестьян.
Повстанцы заняли огромное пространство по камским берегам. Отдельные отряды появились в Сарапуле, Елабуге, Заинске. Пугачев подошел к Казани.
Пушкинский план Уфимско-Чесноковского фронта гражданской дайны 1774 года.
Публичная библиотека СССР имени Ленина
Как мало времени прошло с тех пор, когда он несчастным узником скитался по улицам Казани, прося милостыню! Теперь за ним идет армия, выросшая до двадцати тысяч человек, теперь его ждет, как избавителя, вся крестьянская трудовая Россия. Теперь он уже не безвестный забитый казак: перед ним трепещет сама императрица, генералы, помещики, заводчики, купцы.
Десятого июля Пугачев разбил под Казанью вышедший ему навстречу отряд Толстого. Когда манифест о добровольной сдаче не дал желательного результата, Пугачев решил взять город штурмом.
Вместе с Белобородовым он осмотрел укрепления и, разделив свою армию на четыре части, 12 июля начал бой.
Под прикрытием возов с сеном, между которыми размещены были пушки, Белобородов занял ряд домов и оттеснил вражеский отряд. Пугачев, командовавший другой частью, взял Суконную слободу. Солдаты бросили пушки, боевые припасы и в ужасе побежали в крепость. Много солдат перешло на сторону Пугачева. Часть своей пехоты он отрядил к речке Казанке, приказав берегом подходить к предместью. Пугачев выбрал именно это направление, так как видел, что с Арского поля, открытого для вражеской артиллерии, город взять не удастся. Люди проворно перебегали от буерака к буераку, из лощины в лощину. Единственную, стрелявшую здесь по ним пушку пугачевцы отбили, забрались в губернаторский летний дом и, стреляя из-за ворот, из-за заборов, ворвались в город.
Повстанцы бросились освобождать арестованных. Вышла на свободу и Софья Пугачева с детьми. Вдруг одиннадцатилетний сын Пугачева Трофим заметил отца.
— Матушка, — крикнул он, — смотри-тка, батюшка меж казаков ездит.
Пугачев подъехал к Софье, распорядился отправить ее с детьми в лагерь, объяснив окружающим, что это жена его друга-казака Емельяна Ивановича Пугачева, замученного в тюрьме.
Но сейчас Пугачеву было не до семьи. Он поскакал к крепости, надеясь захватить ее одним ударом. Крепостные ворота были заперты, и из крепости открыли стрельбу. Зато город был взят.
Казань горела, подожженная со всех сторон.
По улицам мчались кучками и в одиночку казаки… Они жестоко расправлялись с теми, в ком подозревали врагов, убивали всех, одетых в немецкое платье и бритых, громили церкви, богатые дома. Уцелели только Суконная и Татарская слободы. Пугачев не хотел отталкивать от себя татар, тем более, что на Арском поле к нему явилась татарская делегация с подарками, а жители Татарской слободы хорошо накормили пугачевцев — башкир, чувашей, марийцев. Но нашлись и такие татары, что носили пищу в крепость для оборонявшихся от Пугачева солдат.
Казань взята. Пугачевцы ликовали. Они пели радостные песни, пили, гуляли. Пугачев благодарил бойцов. В это время к Казани подошел Михельсон.
Михельсона ждала жаркая встреча. Остановившись за глубоким рвом и тесным проходом под мельницей, пугачевцы открыли убийственный огонь. «Злодеи, — доносил Михельсон, — меня с великим криком и с такою пушечною и ружейною стрельбою картечами встретили, какой я, будучи против разных неприятелей, редко видывал и от сих варваров не ожидал» {168}.
Пять часов длился бой, кончившийся поражением Пугачева. Дважды возвращался Пугачев к Казани, чтобы разгромить Михельсона, но безуспешно. 15 июля произошло решительное сражение. Кончилось тем, что пугачевцы потеряли всю свою артиллерию, две тысячи человек убитыми и ранеными, пять тысяч взятыми в плен. Едва не был схвачен и сам Пугачев.
Небольшие правительственные команды оперировали в различных направлениях, преследуя отдельные группы повстанцев.
Девятнадцатого июля попал в плен Белобородов. 13 августа в Казани ему дали сто ударов кнутом. 5 сентября Белобородова казнили в Москве при огромном стечении народа.
Восемнадцатого июля Пугачев переправился через Волгу и пошел на Московскую дорогу.
Пугачев идет по направлению к Москве! Это страшное известие снова повергло в панику всех власть имущих». Нижегородский губернатор Ступишин распустил Макарьевскую ярмарку, приготовил пушки, отправил войска к Арзамасу, Ядрину, Курмышу. Ступишин боялся тысяч бурлаков, приходящих на судах в Нижний и готовых по первому зову Пугачева присоединиться к восстанию.
Екатерина уверяла, что собирается переехать в Москву, поближе к театру военных действий, чтобы руководить противопугачевскими операциями. Однако это был только красивый жест совсем в духе императрицы. В Москву она не переехала именно из боязни близости фронта.
— Уф, тяжело, горько было, — вспоминала потом Екатерина свое настроение в казанские дни.
Екатерина боялась, что «Пугачев прокрадывается в Москву, чтобы как-нибудь в городе самом пакость какую ни на есть наделать, сам собою, фабришными или барскими людьми» {169}.
Атмосфера была накалена до крайней степени. Совсем недавно, в 1771 году, над Москвой прокатился короткий, но страшный гром «чумного бунта». В Москве еще очень хорошо помнили, как во время бунта разъяренная толпа убила архиерея Амвросия и обратила в бегство солдат. Москва и подмосковные усадьбы были наполнены крепостными крестьянами, дворовыми и рабочими людьми.
«Вся подлость и чернь, а особливо все холопство и наши слуги, когда не въявь, так в тайне, были сердцами своими злодею [Пугачеву] преданы и в сердцах своих все бунтовали и готовы были, при малейшей возгоревшейся искре, произвесть огонь и полымя» {170}, — писал наблюдательный современник, помещик Болотов.
Московские власти были уверены, что Москве угрожает непосредственная опасность от Пугачева, и поспешили принять экстренные меры защиты.
Решили разделить город на части, во главе каждой поставить наделенного диктаторскими полномочиями сенатора, стянуть в Москву войска. Собирались напечь хлеба и насушить сухарей на случай возможной осады, приготовить достаточное число повозок для эвакуации, весь порох с ближайших пороховых заводов перевести в Москву. Призвали московских жителей к повиновению начальникам и к борьбе против восстания, для чего хотели снабдить москвичей, особенно «благородных», оружием. По дорогам, ведущим в Москву, расставили караулы; то же сделали в Гороховце, в Туле, Шуе, Ярославле, Кашире, Коломне, Серпухове. В последнем, внутри города, понаделали рогаток, организовали при них постоянную караульную службу, через каждые десять дворов устраивали по ночам заставы, с предписанием задерживать всех «шатающихся», «низкого состояния людей» и всех,
