Свои политические воззрения Энрике держал при себе и сосредоточился в основном на делах — в отличие от своего зятя Эмилио, который обладал пылким темпераментом и был склонен к полемике. Однако, в отличие от Факундо, Энрике не был ни застенчивым, ни замкнутым. Когда перед ним вставала какая-то деловая задача, он подходил к ней творчески и смело воплощал в жизнь принятые решения. Он редко наведывался на завод или в винокурню и работал за своим деревянным письменным столом в конторе на Марина-Баха. Он никогда не показывался без галстука, а круглые очки и серьезное лицо придавали ему вид чопорного бухгалтера — каким он, собственно, и старался быть. В детстве он сломал ногу, упав с велосипеда, и одна нога у него была короче другой на пару дюймов, отчего он хромал, однако этот недостаток он компенсировал ортопедическим башмаком со специальной пробковой стелькой и даже прилично играл в теннис.
Другие члены семьи придавали образу Бакарди на Кубе несколько более свободные черты. Три сына Хосе Бакарди Моро — Хосе-младший (Пепе), Антон и Хоакин, — получив вскоре после инкорпорации 1919 года десятипроцентную долю акций «Бакарди», первыми из своего поколения смогли полностью распоряжаться частью фамильного достояния и одними из первых начали его тратить. Их мать Кармен Фернандес умерла в 1910 году, спустя три года после смерти мужа, поэтому фамильные деньги оказались целиком в их власти. Пепе Бакарди, учтивый и красивый молодой человек с темными волнистыми волосами, был старшим из троих и проложил братьям дорогу. В 1922 году он женился на девятнадцатилетней сантьягской красавице Марте Дюран, но брак продлился всего несколько недель — молодая жена объявила, что не в силах мириться с кутежами мужа. Их разрыв, весьма красочный и демонстративный, вызвал скандал в светском обществе и позволяет многое узнать о нравах кубинской элиты в 1920 годах.
Марта Дюран происходила из известной в Сантьяго франко-кубинской семьи, получила прекрасное образование, знала несколько языков, часто ездила с родителями в Париж и Нью-Йорк. Она с детства дружила с Бакарди своего поколения — в том числе с дочерью Эмилио Амалией Бакарди Капе и с дочерью Амалии Бакарди Моро и Энрике Шуга Энрикетой Шуг. По словам одной местной газеты, «В Сантьяго прежде не видели таких прелестных и богатых свадеб», как бракосочетание Марты и Пепе. Во время медового месяца юная кубинская пара порхала по гаванским ночным клубам, являя собой образец богатства и великолепия: бывшая первая красавица Кубы в атласном платье, расшитом драгоценными камнями, с веером из золота и слоновой кости и в сопровождении молодого супруга, прекрасного принца из семьи Бакарди, в вечернем костюме, сшитом на заказ у английского портного в Гаване.
Впоследствии Марта утверждала, будто их брак был обречен с самого начала из-за волокитства Пепе. Свою мелодраматическую историю она поведала читателям в скандальной серии из десяти очерков под названием «Мой безумный роман с Бакарди, богатым ромовым королем и покорителем сердец — душещипательном (и, естественно, приукрашенном) повествовании, которое публиковалось в воскресных газетах по всем Соединенным Штатам в декабре 1923 и январе 1924 годов. В своей истории Марта утверждала, что шла под венец с дурными предчувствиями. «В Сантьяго много говорили о Пепе Бакарди и о его юных родственниках, — писала она, — о новом поколении Бакарди, которые ничуть не напоминали суровых стариков, благодаря которым имя Бакарди достигло подлинного величия. Я слышала достаточно, чтобы понимать: Пепе ведет разнузданную веселую жизнь и питает слабость к хорошеньким девушкам и к собственному рому».
Однако же Марта все равно решила выйти замуж — но на всякий случай они с Пепе подписали брачный договор, в котором он обещал не возражать, если требование о разводе будет исходить со стороны супруги, и обеспечить содержание детей, если у Марты будут дети и она должна будет их растить. Свидетелями соглашения выступили подруга Марты и кузина Пепе Энрикета Шуг и молодой муж Энрикеты Хосе Бош по прозвищу «Пепин» — еще один представитель сантьягской золотой молодежи, обладавший репутацией гуляки, которому, однако, в качестве свойственника Бакарди предстояло сыграть важную роль в семейном деле в грядущие десятилетия.
То, как Марта Дюран описывала свой медовый месяц американским читателям, вот уже четыре года томившимся под властью Сухого закона, стало для них сладкой мукой – им дали подсмотреть одним глазком, как жила Гавана начала 1920 годов. Марта описывала визиты в роскошные частные клубы-рестораны, где перед посетителями дефилировали молодые женщины в экзотических нарядах или же вовсе без всего. Однако вскоре между супругами начались раздоры. Марта писала, что окончательный разрыв произошел, когда однажды ночью Пепе Бакарди вытащил ее из постели и потребовал, чтобы она спустилась в гостиную развлекать его самого и его пьяных друзей. Когда Марта потребовала у мужа денег, он сказал, чтобы она взяла их у Энрике Шуга, президента фирмы «Бакарди», или у Педро Лая Ломбарда, главного управляющего, но они сказали, что она ничего не получит, пока не вернет автомобиль, который Пепе подарил ей на свадьбу. «В конце концов я поняла, что меня втянули в войну, — писала Марта, — что на самом деле меня преследует все семейство Бакарди, которое стало генеральным штабом кампании против одной бедной, одинокой, беззащитной девушки».
Да, Бакарди горой стояли друг за друга, и Марта Дюран была не последней бывшей женой одного из них, которая после развода почувствовала себя отверженной. Но Бакарди были и щедры и великодушны, и где бы ни появлялись юные Бакарди, у них всегда было много друзей. Бэзил Вун писал в своих путевых заметках, что Бакарди «славились по всему острову милосердием и дружелюбием». В Сантьяго Бэзила Вуна принимал весельчак Факундито Бакарди, сын Факундо Бакарди Моро и сотрапезник своего двоюродного брата Пепе. Когда Факундо ушел на покой, Факундито стал вице-президентом «Бакарди», но у него по-прежнему находилось время развлекать приятелей в Сантьяго и Гаване. После его трагической гибели несколько лет спустя «Нью-Йорк Таймс» писала, что Факундито с его обаянием был «одним из самых популярных людей на Кубе».
* * *
Младшее поколение Бакарди, как и их предки, были убежденными сторонниками независимости Кубы, только теперь было не совсем понятно, что это означает. Они выросли в годы, когда процветание было в фаворе, а идеализм — уже нет, в годы, когда Куба с официальной точки зрения была свободной, но с политической — оставалась бессильной. Выборы, проходившие каждые четыре года, регулярно дискредитировались обвинениями в подлоге и по большей части ни к чему не вели. Между партиями не было подлинных идеологических различий, политические соперники руководствовались по большей части рвением к кормушке — они соревновались за право распределять синекуры и раздавать подачки. После восстановления суверенитета Кубы в 1909 году Соединенные Штаты стали меньше вмешиваться в дела на острове, однако роль Соединенных Штатов в политике Кубы по-прежнему была противоречивой. Обоюдное перемирие 1903 года предоставило кубинскому сахару главенствующее место на американском рынке, снизило пошлины на ввозимые американские товары и способствовало дальнейшим американским инвестициям на Кубе. Договор привел к кратковременному росту благосостояния — ценой того, что экономика стала в огромной степени зависимой от сахарного сектора, а также от американских товаров и инвестиций, что ухудшило перспективы долгосрочного развития.
