или:
.. .И с нами Ворошилов - первый красный офицер, готовы кровь пролить за СССР...
Смесь низкопробных «патриотических» выкриков и плохо скрытой агрессии. Можно цитировать долго. Зачем? И так понятно.
А разве не загончиками для интеллигенции были так называемые творческие союзы? Почему партия так охотно поддержала идею об их создании и существовании? Ну, жили бы себе да поживали в стране разные поэты и писатели, писали бы что хотели, по-своему, подчеркивая каждым новым произведением свою творческую индивидуальность... Это никуда не годилось. Самая одаренная часть интеллигенции при такой «вольнице» была бы совершенно неуправляемой! При тоталитарном коммунистическом режиме - нонсенс! А посему под присмотром и по велению партии возникали и существовали Союзы писателей, Союзы композиторов, Союзы художников, Союзы журналистов. И все - советские: ССП, ССК, ССХ, ССЖ. И Всесоюзное театральное общество, не какое-нибудь, а исключительно советское.
У большей части творческих работников, почти у всех поголовно, рядом с членским билетом творческого Союза находилась в кармане и красная книжка члена Коммунистической партии. Иначе и быть не могло, ведь они все олицетворяли собой работников советской культуры, т.е. авангарда идеологического фронта. Они были впряжены в компартийную «повозку». Они не были свободны, явно не мустанги!.. А «повозка» обязывала не только хвалить груз, на ней лежащий, но и хозяина, тот груз придумавшего. Словом, хвалить! Воспевать средствами искусства, создавать видимость всенародного довольства! Умиляться и восторгаться любыми делами партии, любыми исходящими от нее указаниями и приказаниями.
И восхваление всего родившегося и существующего под знаком коммунистическим, понятно, щедро оплачивалось. Творческие работники жили почти при коммунизме, который перед остальной, оболваниваемой с их помощью массой держали в виде морковки перед мордой осла.
Рвением и усердием советских деятелей культуры утвердилось в сознании советских людей представление о компартии как о партии неошибающейся, не делающей ничего плохого, непогрешимой во всех отношениях - следовательно, некритикуемой! Делай что хочешь - все свято! На все можно и должно только молиться. И преданно служить руке поощряющей, с куском мяса протянутой к существу на поводке...
Вот откуда и появлялись вирши, становившиеся песнями, которые я цитировала, говоря о загончиках для людей советских.
И превращались писатели в заводных соловьев и в птиц, сидящих в клетках. И приобретали изумительное право: быть тоже некритикуемыми! Если судить о качестве произведений вернопроданных советских писателей, которых никогда не укоряли хоть за малые литературные «недо...», то смело можно утверждать: советская эпоха изобиловала появлением художественных произведений только на уровне шедевров! Так хорошо, что придраться не к чему! А если вдруг кто-то из членов ССП и пытался выступать с критикой, хоть слегка задевающей непогрешимую святую компартию, то нарушителя общего благостного покоя тяжкая кара настигала непременно. Разница наказания определялась в идеологических отделах ЦК партии: одних журили наставительно в прессе; других - вроде Дудинцева за его «Не хлебом единым» - надолго лишали возможности публиковаться, ввергали в нужду. Пастернака - убили! Обнаглели до такой степени, что заставили отказаться от Нобелевской премии. Не выдержал поэт. Наума Коржавина выдворили за рубеж. И лишили фактически общего признания на Родине. Кто знает поэта Коржавина?.. А он достоин большего, чем известности в узких литературных или интеллигентских кругах, я уж не говорю о Солженицыне, которому Ал. Соболев посвятил одно из лучших своих публицистических стихотворений, назвав его «Изгнание совести».
И родилось в ССП - загоне страны-тюрьмы - агрессивное племя «визгливых приспособленцев», напомню, по определению К. Чуковского. Не из числа наиболее одаренных, это понятно. Но зато продавшихся на корню, сочинявших великое множество поэзии и прозы во славу общества развитого социализма. Это был гигантский поток из стихов, поэм, романов и повестей, рассказов и «литературоведческих» статей и книг. Они врали, врали, врали на все лады, ибо показывали жизнь не такой, какой она была на самом деле, а какой полагалось ее видеть. Комната смеха наоборот: где урод виделся в зеркале писаным красавцем. Плохо, бедно, убого жившим советским людям рассказывали не стыдясь и не краснея врали в глаза об их счастливой, самой счастливой жизни на Земле. А чтобы они не перестали верить, чтобы, не дай Бог, не стали сравнивать, их не пускали за границу. Это вроде бочки: на дне ее - народ. Наверху бочки - по краям, откуда все видно вокруг, - сидели литераторы проданные и журналисты проданные и рассказывали сидящим на дне бочки, что они видят и как все виденное ими плохо по ту, наружную сторону бочки. А тут, глядишь, уже и песенка подготовлена:
Летят перелетные птицы...
А я не хочу улетать, а я остаюся с тобою, родная навек сторона, не нужно мне счастье чужое, чужая земля не нужна!..
Вслед за этим плавно и мягко, как по маслу, скользит вывод: кто хочет за рубеж, он - кто? Да ведь враг, не иначе!
На такой почве, кстати, родилась ненависть к евреям, пожелавшим уехать в Израиль.
Состояние несвободы для писателя... Как его назвать, если не тюрьмой? А кто хозяин в любой тюрьме? Страх. Он подогревался наличием в каждой парторганизации «партинформатора райкома» - доносчика из членов партии. В его обязанность входило регулярно сообщать в райком, «что», «где», «когда» говорилось или случилось...
Советским гражданам в этом отношении «повезло» вдвойне: они, живя в стране-тюрьме, каждую минуту могли стать заключенными, заключенными одной из тюрем страны-тюрьмы. Относилось ли это к писателям? А как же!
Инако мыслить?
Тяжкий вред и грех:
Ты только голос свой иметь попробуй -и возле дома твой простынет след...
Разумеется, вернопроданных партии такое не касалось.
Слова Ал. Соболева: «Я - птица, мое дело пропеть» - обет на пение по вдохновению, не по указке откуда-то, но по личному желанию с целью расшевелить, по-хорошему потревожить общественное мнение, подсказать людям нужную им мысль.
...я людям словом послужу.
Молюсь, надеюсь - Бог поможет...
Не вытирая пот с лица, пойду вперед, по бездорожью, отдамся песне до конца...
Вскоре по возвращении с фронта он написал небольшое стихотворение. Написал его, очевидно, потому, что перед ним, как перед путником в сказке, встал на жизненном пути вопрос выбора: что делать дальше? Куда идти? И вот что звучало в ответе:
Если нет вдохновенья - голоса нет.
