на приходе не должен знать, что именно мы делаем по хозяйству, о наших финансах и так далее. Он прямо сказал, что кто-то из своих пишет митрополиту доносы на отца Георгия, и если я могу поручиться за наше ближнее окружение, то значит есть другие, кто этим занимается, иначе бы нашего батюшку так не гоняли.
В дальнейшем отец Серафим будет учить меня и другим приёмам конспирации, дескать, из любого нашего дома всегда должно иметься два выхода, и надо позаботиться заранее, как и куда уходить огородами, если что. А пару лет спустя я даже побываю в его собственном городском доме недалеко от собора, где когда-то служил наш отец Георгий, вот там-то старец всё устроил в лучших традициях подпольщиков, и лестница в его келью начиналась прямо из деревянного шкафа в столовой.
Но тогда в наш первый приезд мне, Коле и Игорю предстояло пережить искушение всеобщего заразительного юродства, исходящего не только от немощного батюшки, но и от всех, рядом с ним живущих.
* * *
Здесь и сейчас я нынешняя ощущаю полнейшее бессилие, пытаясь описать неподражаемую атмосферу, царившую вокруг отца Серафима, но даже тогда по горячим следам я вряд ли справилась бы с этой задачей.
Про юродивого старца ходили многочисленные байки и легенды, дико смешные, а то и неприличные, но в них невозможно поверить, пока там не побываешь.
Я прекрасно понимаю, что любой мой самый цветистый рассказ будет жалкой прилизанной версией того, что на самом деле происходило на моих глазах. Причём откровенно никто не дурачился, все вели себя чинно и очень серьёзно, но с таким характерным переподвывертом, что как хочешь, так и реагируй. Главное – не заржать в голос, всё же неудобно как-то!
Мы с матушкой Евангелой появились в общине отца Серафима в какой-то из августовских праздников, совпадающих с выходными. Перед вечерней службой мы вчетвером вошли в удивительный храм, и дальше матушка повела меня петь на клирос, устроенный тоже невиданным образом.
Сначала расскажу про храм – он и внутри оказался по размеру примерно, как наш в деревне, тоже трёхпрестольный и тоже расписан в афонском стиле, общем для всех старцев той великой плеяды, но в отличие от нашего тщательно ухожен, с обновлёнными качественными росписями, и понизу весь увешан новыми очень хорошо написанными иконами.
Иконостас сразил меня наповал, он состоял из сотен образов и многими ярусами поднимался вверх под самые своды храма. Обычно везде это плоская конструкция, в которую в строгом порядке вставлены ряды икон, но у отца Серафима иконостасы всех трёх алтарей соединялись в единую многогранную постройку, покрытую резьбой и покрашенную простой белой краской. От этого белого обрамления и от обилия голубого цвета возникало ощущение лёгкости и новизны.
И тут я просекла главную странность – нигде во всём храме не нашлось ни единого золотого элемента! Даже нимбы у святых везде покрыты охрой или отведены тонкой белой полоской, а все металлические предметы, подсвечники и светильники сплошь скромно серебристые.
Позже я не выдержала и спросила у отца Серафима, какой в этом смысл? Ведь золотой цвет лежит в основе христианского искусства, он как камертон в музыке, и вся цветовая гамма икон, фресок и мозаик издревле настроена на него.
А батюшка лишь развёл руками, тяжело вздохнул и ответил в свойственной ему манере, мол, всё из-за бедности, у нас скромная деревенская церковь, и денег на позолоту попросту нет. Ага-ага!..
Думаю, что отец Серафим, прошедший лютые гонения, прекрасно понимал, что золото в храме и даже дешёвая искусственная позолота искушают власти и лихих людей позариться на церковное имущество. В его келье и в домовом храме находилось множество икон с позолотой и всякая дорогая утварь, но в эти помещения абы кого не пускали, и посторонний человек сам никак не мог случайно туда забрести.
* * *
Буквально через год на приходе отца Серафима рядом с храмом построят большой новый дом. На первый взгляд, из церковного дворика и от ворот этот скромный дом будет выглядеть двухэтажным, но если подойти поближе, то с торца уже трёхэтажным, а дальше, судя по высокому фундаменту с незаметными окошками, обнаружится и цокольный этаж. Однако всем, кто знает традиции отца Серафима, без слов понятно, что ещё ниже цоколя непременно имеется подвал с подземным ходом за околицу, а как же иначе?
Когда строительство дома закончится, то батюшка Серафим сам туда переселится и там же оборудуют комнаты для гостей, чтобы не пускать приезжих в глубь территории. Но в новом доме всё придумают ещё интереснее – если даже зайти в него по благословению старца, то найти выход сможет далеко не каждый и далеко не сразу.
Мне самой всегда хотелось привязать шнурок у входа, чтобы, подобно Тесею, выйти потом из лабиринта с помощью нити Ариадны.
Постараюсь объяснить: представьте себе, что в большом доме находится несколько очень похожих глухих помещений без окон, в них штук по шесть-восемь одинаковых дверей, ты попадаешь туда из коридора, дверь за тобой тут же закрывается, ты делаешь несколько шагов, крутишь головой, соображая, куда двигаться дальше, при этом ориентироваться тебе не на что, все двери совершенно одинаковые. Тут же возникает понятное желание вернуться назад, чтобы спросить дорогу у кого-нибудь из местных, но ты уже не можешь вспомнить, какая именно дверь привела тебя сюда, в панике начинаешь биться в каждую, но какие-то двери заперты, а из нескольких ведут похожие полутёмные коридоры.
Как я потом понимала Гарри Поттера, когда юные герои Джоан Роулинг оказались в холле Отдела тайн, но там хитроумная Гермиона догадалась ставить огненные кресты на дверях, и в Министерстве магии такой холл был один, а у отца Серафима в доме их построили несколько!
Позднее я услышала байку, как в новый дом забрались воры, пока сам батюшка и все домочадцы находились на службе. Воришки, естественно, тут же заблудились и долго орали, чтобы их выпустили, а потом они со слезами каялись и давали зарок отцу Серафиму, что больше на чужое в жизни не позарятся! Очень достоверная байка, и в неё сразу же поверит каждый, кто хоть раз в том доме побывал.
* * *
Теперь про клирос: обычно чтецы и певцы стоят в храме на солее справа или слева от алтаря, зачастую это открытое пространство у всех на глазах, иногда оно отгорожено от храма киотом с иконами, но всё равно просматривается почти отовсюду. И только в некоторых соборах хор поёт с балкона, но чтецы всё равно стоят на солее, и в таком случае им приходится общаться знаками с регентом на хорах, чтобы служба шла гладко.
Однако клирос
