С другой стороны, профессионалы, готовящие театральные представления, учили всю роль наизусть и разбивали сцены на небольшие фрагменты, чтобы проанализировать их совместно с режиссером и сценографом. При этом Мэрилин казалось, что, если говорить в целом, эти люди посвятили себя ремеслу гораздо менее доходному и в то же время требующему гораздо больших затрат труда. «Актеры, работающие в кино, зарабатывали много лучше театральных, и люди из "Лабы", разумеется, не скрывали, насколько сильно обиженными и ущемленными они чувствуют себя по этой причине», — сказала Мэрилин и добавила, что сама переживала точно такие же душевные сомнения, как и герой «Золотого мальчика» Одетса: следует ли ей посвятить себя искусству, или нужно делать карьеру кинозвезды?
Поскольку Мэрилин не хотела возвращаться к позированию (а тем более браться за какую-либо иную работу), то она вполне могла бы оказаться не в состоянии посещать занятия в «Лаборатории» — ведь после того, как в студии «Фокс» ее вычеркнули из ведомости на зарплату, у нее оказалось намного меньше денег на жизнь и квартиру и ей пришлось бы плохо — если бы не случайная встреча с одной великодушной супружеской парой, состоявшаяся в начале августа.
Это случилось на ежегодном турнире по гольфу для разного рода знаменитостей в загородном клубе «Чевиот-Хилс», отделенном от территории студии «Фокс» одним лишь бульваром. На эти соревнования приглашали красивых молодых актрис-«контрактниц», чтобы те носили известным актерам клюшки для игры в гольф и сумки, услуживая Генри Фонде, Джеймсу Стюарту, Джону Уэйну, Тайрону Пауэру[122]и другим и выполняя их пожелания. За две недели до истечения срока действия контракта Мэрилин была с наилучшими пожеланиями от студии «Фокс» направлена в клуб в качестве одной из потенциальных кандидатур на «носильщицу».
Она оказалась прикрепленной к Джону Кэрроллу, интересному сорокадвухлетнему киноактеру ростом 183 сантиметра, красоту которого часто сравнивали с мужским обаянием Кларка Гейбла или Джорджа Брента[123]. Кэрролл, состоятельный человек, разумно инвестировавший свои деньги на протяжении актерской жизни, являлся мужем Люсиль Раймен — руководительницы службы поиска талантов на киностудии «Метро-Голдвин-Майер». В круг ее обязанностей входило отыскивать среди обращающихся в студию мужчин и женщин подходящих кандидатов на актеров (она, в частности, открыла Лану Тёрнер, Джун Эллисон[124]и Джанет Ли[125]), затем находить для них хорошие сценарии и осуществлять надзор за уроками драматического мастерства, танца, фехтования и дикции, которые те получают. Семью Кэрроллов хорошо знали и восхищались — за помощь (как советами, так и наличными деньгами), которую они оказали нескольким молодым и бедным ученикам, обещавшим стать талантливыми актрисами и актерами.
Люсиль запомнила, что Мэрилин надела на тот турнир облегающий свитер и белые расклешенные шорты с разрезами, но была не в силах сладить с тяжелой сумкой Джона, набитой всякими принадлежностями для гольфа, и попросту носила в руках несколько клюшек, время от времени принимая соблазнительные позы — в расчете на сопровождавшую их прессу. Наряду с очевидным очарованием Мэрилин, в котором та и сама отдавала себе отчет, Люсиль Раймен заметила в ней какую-то словно бы детскую наивность, «потерянный взгляд покинутого ребенка». Ее сексапильность и умение обращать на себя внимание не были ни неприличными, ни вызывающими. «Была она эдаким маленьким симпатичным созданием, — вспоминает Люсиль. — Помню, я подумала: "Ах, какое же ты бедное маленькое дитятко, эдакий ты приблудный котеночек"».
Когда день клонился к закату, все собрались на небольшую вечеринку в клубном баре, а когда и она близилась к концу, Мэрилин — объект изрядной заинтересованности со стороны мужчин — тихо заявила Кэрроллам, что ей не на чем вернуться домой и что она с прошлого дня ничего не ела. Поскольку Люсиль должна была срочно уйти из клуба, чтобы еще тем же вечером вместе с коллегой по студии посмотреть в центре города один спектакль, она предложила, чтобы Джон, прежде чем отвезти Мэрилин домой, сводил ее поужинать.
Как утверждает Люсиль, так те и сделали. Поздним вечером Джон пересказал жене разговор, который они вели по дороге к дому Мэрилин. Вез он ее не на Небраска-авеню, а в какое-то задрипанное местечко в Голливуде, куда она перебралась в июне. Девушка пригласила спутника к себе в квартиру, но тот ответил, что устал и мечтает об одном: вернуться домой.
— Но как же я смогу отблагодарить вас, если вы не подниметесь наверх? — спросила Мэрилин. Джон понял предложение, но отверг его.
«Она пыталась быстренько очаровать его, — утверждает Люсиль, — но не приняла во внимание одной очень важной особенности Джона: тот не любил столь нахального поведения».
Люсиль считала, что Мэрилин не подходит для студии МГМ: «Она была смазливой и сексуальной, но не обладала свойствами тех актрис первого плана, с которыми Майер подписывал контракты в 1947 году». Тем не менее, поскольку Люсиль и Джон все-таки время от времени помогали молодым актерам стартовать для выхода на профессиональную орбиту, в начале сентября они пригласили Мэрилин на ужин. Та рассказала им, насколько серьезно она размышляет о своей карьере и как сильно ей нравится «Лаборатория актеров»; призналась она и в том, что является безденежной сиротой и что ей поневоле пришлось покинуть жилище на Небраска-авеню, когда тетя Ана легла в больницу и дом заняли новые постояльцы.
Потом Мэрилин тихо добавила, что все деньги ей приходится тратить на учебу, жилье и эксплуатацию автомобиля, а на еду она зарабатывает своим телом, предлагая мужчинам быстрый секс в машине где-нибудь в боковых улочках неподалеку от Голливуда или от бульвара Санта-Моника. «Она действительно занималась этим за любую приличную кормежку, — утверждает Люсиль. — Не за деньги. Девушка сказала нам, причем без гордости или стыда, как именно она договаривается с клиентами: она делает то, что делает, а те приносят ей потом завтрак или ленч». Об этом периоде своей жизни Мэрилин разговаривала также через парочку лет с человеком, учившим ее актерскому ремеслу, — Ли Страсбергом. По его мнению, «Мэрилин была шлюхой, и ее потаскушье прошлое плохо на ней отразилось».
Прежде чем Кэрроллы успели сделать какие-то комментарии по поводу услышанного, Мэрилин доложила им, что боится возвращаться в свою крохотную квартирку. Когда она хотела обналичить свой последний чек, полученный от киностудии «Фокс», то спросила у полицейского в Голливуде, можно ли ей сделать это в местном банке, невзирая на то, что у нее нет там никакого счета. Полицейский выяснил у Мэрилин фамилию и номер телефона, после чего сам получил для нее деньги; с купюрами в руках она поблагодарила вежливого копа и ушла. Ночью тот же самый мужчина вломился в ее жилище и пытался напасть на нее; когда же Мэрилин начала орать настолько громко, что на пороге появилась разбуженная соседка, бандит сбежал через кухонные двери. «Просто не знаю, что мне и делать, — закончила Мэрилин. — Я все-таки нуждаюсь в каком-то месте для сна. Нужно еще питаться, иметь машину и платить за учебу на театральных курсах. Придется мне, видно, начать работать на бульваре. — Тут она на мгновение замолкла. — Я решила сменить фамилию. На Джорни Эверс[126]».
