в партийном руководстве Казахстана вызвала массовые протесты студенчества. Выступления студентов подавили силами милиции и армейских частей. Пролилась кровь. Однако Политбюро, как обычно, ограничилось выводом, что зачинщиков беспорядков следует считать националистами и экстремистами».
Как известно, с самого начала демонстрация протекала в мирном русле. В любом случае она не была направлена ни против русского народа, с которым нас связывали вековые традиции подлинной дружбы и братства, ни против других национальностей, проживающих в Казахстане. Молодежь открыто и честно выразила чувство, которое больно и мучительно терзало души многих коммунистов республики после V Пленума Центрального комитета Компартии Казахстана. Огульно обвинить людей в склонности к национализму и отмахнуться от проблемы – это легче всего. Но соответствует ли это истине? К обострению ситуации привел целый комплекс социальных проблем, которые не находили своего решения в годы застоя. Трудности, связанные с продовольствием, жильем, доступными товарами народного потребления, ударили прежде всего по малоимущим слоям населения, а среди них, как известно, наиболее уязвимым является студенчество. К тому же, помнится, буквально накануне декабрьских событий развернулась кампания по борьбе с «нетрудовыми доходами». А это вынудило многих домовладельцев, которые за плату сдавали студентам комнату или угол, отказаться от этого промысла, в результате чего около трех тысяч студентов остались без крыши над головой.
В действительности выход студентов на площадь был стихийным проявлением возрождающегося национального самосознания. Поэтому поиски «подпольной националистической организации» или конкретных организаторов событий оказались пустыми хлопотами. Давно известно, что поиск черной кошки в темной комнате, особенно когда ее там нет, дело неблагодарное.
Были и другие причины, остро задевшие национальные чувства молодежи. Я имею в виду «процентоманию» при определении национального состава студенчества, которой незадолго до этого стали особенно рьяно заниматься некоторые руководители. Здесь следует отметить, что такая установка была задействована с одобрения высокопоставленных идеологов республики.
Справедливости ради скажу о таком моменте. В годы, предшествующие декабрю, работавший секретарем ЦК по идеологии Закаш Камалиденов, впоследствии открыто говорил о своем сожалении за этот поступок. В одном интервью он сказал: «У меня лицо горит, когда вспоминаю, что говорил об измерении в процентах количества студентов в высших учебных заведениях. Вот что значит быть рабом идеологии…»
Кстати, результаты этих чисто формальных подсчетов, сделанных без учета объективно сложившейся политической, национальной, социальной и морально-нравственной ситуации, очень понравились членам комиссии под руководством М. С. Соломенцева. Они восприняли эти сведения как дар божий, как неопровержимое доказательство существования бесчестно надуманного «казахского национализма». А сколько было пересудов вокруг открытия в Алматы детского сада с казахским языком воспитания! Это скромное, совершенно рядовое по современным меркам событие преподнесли как ослабление работы по интернациональному воспитанию трудящихся, как сокрушительный удар по идеалам дружбы народов. Если б знали те малыши-детсадовцы, сколько нервного раздражения доставили они большим важным дядям, выдававшим себя за олицетворение партийной и государственной мудрости! Кто же он, как не «большой важный дядя», если это был член Политбюро и секретарь Центрального комитета КПСС?
Леонид Млечин так пишет о выступлении члена Политбюро Михаила Соломенцева, после декабрьских событий 1986 года на всех парах примчавшегося в Алматы, на встрече с интеллигенцией города:
«Одно ясно, – говорил в Алма-Ате Михаил Соломенцев, – это не случайное явление, это не стихийное явление. Это организованное дело. Кто организатор, нам неизвестно, удастся ли нам его найти, мне трудно сказать. Определенная группа людей будет привлечена к уголовной ответственности. Вероятно, будут судебные процессы, два-три процесса будут открытые. Народу надо все это хорошо показать… Извращения в политике, подборе студентов. Разве так надо подбирать кадры? Я знаю – тут дискуссия идет насчет открытия казахских школ, где на казахском языке шло бы обучение… Разве дошкольные учреждения создаются тоже по национальному признаку в Алма-Ате? Как, товарищи члены бюро? А что же дальше? Очень неблагополучно в интернациональном воспитании. Надо разобраться и в том, как пополняется город. Вот Алма-Ата. Когда я здесь работал, помню, тогда было казахского населения 8 %. Правильно я говорю? А сейчас 16 %. В два раза увеличилось…»
Обратите внимание: «Сейчас 16 %. В два раза увеличилось…» Как назвать человека, который, подсчитав, что доля лиц коренной национальности среди жителей национальной республики составляет «16 %», оценил это как много? И что это, как не великодержавное пренебрежение?
Позже Соломенцев написал книгу «Зачистка в Политбюро. Как Горбачёв убирал «врагов перестройки», в одном месте которой пишет: «Постоянно связывался с Москвой, с Горбачёвым. Он просил меня побыть в Казахстане, пока обстановка не наладится. Спрашивал, в чем причина. Я отвечал: «Это национализм. Колбина нужно убирать». Через некоторое время позвонил Назарбаев, уже в Москву, и сказал, что прочитал мою записку о событиях в Алма-Ате и не согласен с тем, что главной причиной является национализм.
– Жаль, что вы не пошли со мной на алма-атинский рынок, – ответил я ему. – Там было огромное количество простых людей, которые хором говорили, что весь этот бунт был затеян начальством из-за того, что первым секретарем избрали русского…»
Что побудило меня именно в те дни с такой уверенностью заявить члену Политбюро Соломенцеву, что мотивы событий нельзя столь примитивно связывать с национализмом? И почему я не соглашался усматривать их корни в национализме?
Причин было много. Одна из них – в республике постоянно сокращалось количество казахских школ, казахский язык скатился не только до уровня бытового, но и до второстепенного и даже третьестепенного уровня. На протяжении десятков лет этот вопрос никого из партийных и государственных руководителей не волновал. Разве можно обвинять вышедшую на площадь молодежь в том, что она стремилась смело заявить о своем несогласии с такой духовной деградацией, доставшейся как результат застоя?
Н. И. Рыжков, который возглавлял правительство СССР в 1985–1991 годах, считает, что одна из причин событий на главной площади Алматы заключается в досадных взаимоотношениях союзной власти с местными кадрами: «Голый диктат Центра не только руководителям республики, но и ее населению, топорная, скажу прямо, работа Лигачёва, отвечающего за кадровую политику партии, и просто глупость Генсека, пошедшего у него на поводу, вызвали волну возмущения у людей, с молодым энтузиазмом поверивших в подлинную перестройку всей системы общественных отношений в стране, – им просто плюнули в душу». Да, было именно так.
Теперь расскажу о том, как развивались события на площади.
Утром по приходе на работу мой помощник сообщил, что все члены бюро собрались в кабинете у Камалиденова. Пошел. В том кабинете в бытность секретарем Центрального комитета сидел я. Окна кабинета смотрели на площадь Брежнева. Только зайдя в кабинет, успел заметить – вся площадь виднелась как на ладони. Все уставились на меня.
