же самые полвека, не меньше.
Матушка Пансофия родилась в наших краях к югу от этих мест и овдовела в войну, а матушка Евангела никогда не была замужем, ее занесло сюда с Урала через Карпаты и Кавказ, и у обеих уже не осталось никакой знаемой родни. Вся их нерастраченная родственная любовь на ближайшие годы достанется нам и отцу Георгию с семьёй, причём взаимно, и с нашей стороны тоже искренне и от всей души.
Жили матушки очень скромно в чисто выбеленном изнутри и снаружи маленьком доме без удобств. В передней комнате у них была кухня с печкой, в уголке обеденный стол с потёртой клеёнкой, и неожиданная здесь старинная фисгармония со скрипучими педалями – необычный гибрид аккордеона и велосипеда. В другой комнате побольше с окнами на храм ближе к печному боку вдоль стен стояли две железные кровати, в левом углу этажерка с книгами, на подоконниках тоже книги и герань в горшках, а в красном углу несколько небольших икон, под ними стол со скатертью, на столе углом расставлены крупные иконы в тёмных киотах, горящая лампада и на краю стола стопка книг и пухлых тетрадей.
Я не помню никакого шкафа для одежды в светлом пространстве их домика, зато нас, слабонервных, наповал сразило зрелище двух новеньких гробов в сенях у входа. В те сложные времена матушки предпочли запастись ими заранее, как и могильными крестами, сваренными из водопроводных труб, но пока на гробах, накрытых обычной плёнкой, преспокойно стояли стеклянные банки и лежали сезонные овощи.
Всё просто и буднично.
Когда мы дождались отца Георгия с грузовой машиной и сложили туда все вещи, то прежде, чем нам всем разъехаться в разные стороны, мы наспех устроили скромное прощальное чаепитие с нашими дорогими матушками.
Они все незаметно собрались в церковном дворе, а матушка Зиновия подъехала на своём запылённом велосипеде. Перед тем как отец Георгий уселся в кабину грузовика вместе с матушкой Татьяной и Нюшкой, а Лёшка с Игорем примостились в кузове на вещах, мы все трогательно помолились и простились со слезами. Опять матушки спели нам старинное напутствие и пообещали всем укрытие здесь, когда придёт Антихрист.
Думаю, и так понятно, что с тех пор мы обрели жарких молитвенниц за нас и приезжали к ним в гости при первой же возможности.
Наш Коля с отцом Георгием не поехал, потому что старец Серафим благословил его испытать себя – сначала посмотреть на несколько мужских монастырей, пожить в каждом месяц-другой и потом поступить на послушание в тот из них, который он сам выберет.
А мы с Алькой на недельку вернулись домой, чтобы выдохнуть немного после всех передряг, но к Успению уже собрались и выехали к отцу Георгию на новый приход.
На новом месте
Да… Эта деревня к югу от нашего города радикально отличалась от предыдущей, хотя вроде бы степная холмистая местность везде примерно одинаковая, но там всё другое и ни на что не похоже.
Прямой дороги тогда ещё не проложили, автобус ходил только до райцентра в ста километрах от нашего города, а оттуда еще километров двадцать пять чем хочешь – на попутках, на тракторе и даже на лошади в телеге! Так разнообразно нам предстояло передвигаться все ближайшие годы, подсмеиваясь над собой, что когда-то по наивности все предыдущие деревни мы считали глухими.
Я не помню, как мы с Алькой добирались в самый первый раз, по-моему, нас тогда кто-то привёз из города или подбросил на машине из райцентра, но мы вдруг сразу же оказались у крыльца дома священника рядом с небольшим однокупольным храмом, стоящем на пустом пространстве между двумя рядами домиков за заборами. Тут же выскочила ликующая Нюшка и повела нас в дом, не дав толком осмотреться, а там нас встретили сияющие матушка Татьяна, батюшка и Игорь с Лёшкой.
Это они нам обрадовались, но на самом деле всё ещё не пришли в себя и находились в подавленном настроении после изгнания из рая нашего прежнего прихода – так теперь нам казалось, несмотря на все прошлые трудности. Ведь в том месте жили великие старцы и оставили после себя тайное убежище для спасения, и его сохраняли удивительные матушки, их наследницы.
Там чувствовался особый портал в небо, а здесь руки опускались, и мы ощущали себя, как под чугунным колпаком, в глуши, лишённые связи со своими. Последнее буквально – в деревне единственный телефон находился на почте, которая открывалась иногда, не каждый день и всего на несколько часов, когда почтальонка вдруг находила время оторваться от хлопот по хозяйству.
Но унывать некогда, служба не ждёт, надо взбодриться и идти на клирос, а там уже барахтаться самим, разбираясь с уставом, пением и чтением.
* * *
Новый храм в честь Архангела Михаила тоже оказался старинным, но очень бедным, в нём пахло мышами и плесенью, и этот затхлый запах никак не выветривался. Все разномастные иконы по стенам были увешаны белыми полотенцами, вышитыми ярко и аляповато, однако среди бумажных репродукций из календарей, украшенных фольгой и вставленных в грубые тёмные рамки, царственно выделялась одна большая афонская икона Иверской Божией Матери в киоте, стоящем слева от солеи. Иверскую особенно почитали великие старцы и наши дорогие матушки, поэтому мы тоже нашли в ней утешение и особый знак свыше.
Когда-то на этом холмистом месте поселились отставные солдаты с семьями, и двести с лишним лет назад на краю села для них построили небольшую церковь с одним куполом. Колокольня то ли пострадала в войну, то ли её недавно решили пристроить к храму, не знаю, но пока основание колокольни из красного кирпича заплатой лепилось к белёным стенам и находилось вровень с невысокой крышей, а недалеко от входа на заросшем сорняками пустыре сикось-накось валялось несколько штабелей красного кирпича.
Опять забегу вперёд: колокольню и купол со шпилем наш отец Георгий всё же успеет достроить через пять лет – в аккурат накануне его следующего перевода, хотя поначалу на новом месте батюшка вообще не собирался ничем таким заниматься, памятуя о переменчивых планах митрополита.
Нам рассказали, что на первую батюшкину службу на клирос встали энергичные бабушки и затянули что-то настолько несусветное, что у него уши в трубочку свернулись. Ошеломлённый отец Георгий несколько раз пытался договориться с певчими и объяснить, как надо петь, но бесполезно: бабушки обиделись и поджали губки.
Дело в том, что здесь и в соседнем селе ещё с советских времён процветала традиция народного пения, самобытные хоровые коллективы с успехом ездили на конкурсы и фестивали, занимая там призовые места. И клиросные бабушки тоже имели богатый сценический опыт и лужёные глотки, они
