Выше нее ты вступаешь в зловеще известную мертвую зону, где твой организм буквально «умирает» – замедляется пищеварение и вообще все процессы, запас энергии стремительно истощается от разреженного воздуха и недостатка кислорода.
Было ясно, что восхождение станет настоящей борьбой, когда нам придется акклиматизироваться к высоте, и при этом не утратить воли, стремления к цели. А еще болезни, изнурение, повреждения и непогода.
Каждый из нас понимал: чтобы осуществилась твоя мечта, необходимо сочетание множества благоприятных факторов. Вот почему при подъеме на Эверест столь большую роль играет удача, везение.
Мы с Миком поставили себе цель как можно скорее акклиматизироваться к высоте в лагере 3, желательно к концу апреля. Затем нам предстояла борьба с плохой погодой и ураганным ветром.
Именно из-за сильнейших ветров большую часть года подъем на Эверест становится невозможным. Они достигают такой силы, что могут просто сбросить человека вниз со склона.
Но дважды в год, когда над Гималаями проносятся в сторону севера теплые муссоны, ветер стихает. Среди альпинистов это состояние погоды называется «молчаливым приглашением» – всего на несколько драгоценных дней на горе становится тихо.
Все до одного альпинисты гадают, когда наступит этот вожделенный покой в атмосфере и сколько он продлится. Если ошибся в расчетах и что-то пошло не так – ты погиб.
Наряду с невероятным холодом, бесконечными расселинами в леднике, частыми обвалами и лавинами, обнаженными ледяными склонами причиной мрачной статистики гибели на склонах Эвереста являются и ураганные ветры.
Если исходить из данных того года, из шести восходителей, которым удалось достигнуть вершины, одному суждено было погибнуть.
Одному из шести. Одна пуля в обойме, как в русской рулетке.
Признаться, мне не очень нравилась эта аналогия.
7 апреля Мик, Нима, я и один из шерпов собрались в первый раз начать подъем на Эверест.
Остальные члены команды оставались в базовом лагере, чтобы постепенно акклиматизироваться к высоте, прежде чем подниматься выше.
Мы остановились у начала ледопада Кхумбу, посреди искореженных глыб льда, и надели ботинки с кошками. Наконец-то мы приступали к подъему, о чем до сих пор лишь мечтали.
Мы стали углубляться в ледяной лабиринт, цепляясь за блестящий гладкий лед когтями кошек. Казалось, все идет нормально. Ледник становился все круче, и мы стали применять веревки. Впереди и выше виднелось бесконечное нагромождение ледяных глыб. Еще несколько мощных рывков – и мы взберемся на следующий ледяной уступ, а там ляжем, с трудом вдыхая разреженный воздух.
Вскоре базовый лагерь окажется далеко внизу и будет казаться все меньше и меньше.
В те несколько первых часов рассвета, когда мы карабкались вверх, все тело пронизывали мощные волны адреналина. Подъем на незнакомую гору всегда сопровождается этим одновременно тревожным и возбужденным состоянием.
Скоро мы добрались до первой системы из алюминиевых лестниц, проложенных шерпами через множество зияющих ледниковых расселин при помощи веревок, крючьев, вбитых в лед, и стоек. Получались своеобразные мосты через гигантские пропасти во льдах.
За многие годы эти легкие лестницы, закрепленные на месте и поправляемые каждые несколько дней в соответствии с движением льда, доказали, что это самый эффективный способ проложить дорогу через ледопад. Но поначалу, чтобы пройти по такому мостику, требовалось огромное мужество и самообладание.
Кошки, тонкие металлические ступени и лед представляют собой опасное сочетание. Ни в коем случае нельзя идти быстро, необходимо контролировать каждое свое движение и осторожно перемещаться со ступеньки на ступеньку. И помнить: только не смотреть вниз, на черную пропасть под ногами.
Смотреть только на свои ботинки, но не в пропасть. Как говорится, легче сказать, чем сделать. Примерно за сотню футов перед лагерем 1 рухнул мост, который шерпы с таким трудом проложили через расселину. Остатки веревок и связанные лестницы длинными нитями болтались над гигантской расселиной.
Мы с Миком постояли и постарались оценить свои возможности. Нима отстал от нас, он чинил часть дороги, для чего понадобилось вколачивать дополнительные крючья. Поразмыслив, мы не стали искать новую дорогу к лагерю 1 – для первого дня мы и так поднялись достаточно высоко. Поэтому мы повернули и начали спускаться.
Я не предполагал, каким тяжелым окажется возвращение в базовый лагерь. Мышцы ног сводило от напряжения, сердце бешено колотилось, легкие горели, когда я пытался втянуть в себя каждую унцию кислорода из разреженного воздуха.
Целый день пребывания во льдах измучил меня. Перевозбуждение, повышенная концентрация внимания и условия высоты привели к полному изнеможению. Этот род усталости невозможно описать: ты чувствуешь себя совершенно немощным и опустошенным.
Звон металлических карабинов на моем снаряжении нагонял дремоту. Я крепко зажмурился, потом открыл глаза и постарался дышать как можно более ритмично.
Мы находились на высоте восемнадцать тысяч футов над уровнем моря, в преддверии смертельных объятий Эвереста. Я неловко возился с веревками трясущимися пальцами. Это был результат крайнего перенапряжения и усталости.
Прошел час, а мы, казалось, ничуть не приблизились к базовому лагерю, к тому же начинало темнеть. Я нервно оглядел ледопад. Где-то здесь мы условились с Нимой встретиться. Я внимательно осматривался, но нигде его не видел.
Я вдавил кошки в снег, прислонился к склону, чтобы выровнять дыхание, и стал ждать Мика. Он был от меня в десяти футах, осторожно ступая по неровной поверхности расколовшихся глыб льда. Больше девяти часов мы провели в изрезанном трещинами ледяном лабиринте и уже приучились передвигаться с большой осмотрительностью.
Наблюдая за ним, я понимал, что, уж если могучий Мик идет так медленно, значит, мы действительно высоко забрались. Я оттолкнулся от склона и сделал еще несколько шагов, внимательно проверяя лед под ногами. Добравшись до конца одной веревки, я отстегнулся, тяжело перевел дух и взялся за следующую веревку.
Держа ее в руке, я огляделся, еще раз набрал воздуха в легкие и пристегнул карабин к веревке. И вдруг земля подо мной дрогнула. Я посмотрел вниз и увидел, как во льду подо мной с тихим шелестом появляется трещина, на глазах превращаясь в расселину.
Я замер. Воцарилась неестественная тишина. Сзади опять раздался негромкий треск, а затем вдруг лед подо мной обрушился, и я стал падать. Падать в эту черную и бездонную пропасть. И вдруг меня швырнуло на серую стену расселины.
