Четвертый взвод на следующее утро после приказа уехал в Гороховец готовить поле к очередным показательным учениям, лишив тем самым часть духов традиционно получаемых ударов по задницам, а остальная рота уже собиралась спать, когда я получил долгожданное письмо от
Катерины. Писем не было уж очень долго, и я был несказанно рад пришедшему. Разорвав конверт, я начал читать:
"С момента нашей последней встречи многое изменилось. Я долго думала и многое поняла. Все твои слова о любви ничего не стоят. Я тебя интересую только как женщина. Тебя не интересовали мои проблемы, институт. Во время моего приезда ты мной пользовался как женщиной, не спрашивая моего желания… Я не хочу таких отношений… "
– Ничего не понял, – подумал я. – А разве можно женщину использовать как мужчину? И вообще, что там могло произойти? Из письма ничего не понятно. Надо позвонить.
Имея пропуск свободного выхода, я на следующее утро пошел на переговорный пункт в Ковров. Мой поход не принес положительных результатов. Весь разговор сводился к моим глупым, мальчишеским вопросам о причинах и таким же пустым ответам, заканчивающимся неизменной фразой "Нам надо расстаться". Наверное, подобное было у многих. В нашей жизни все идет по спирали. Кто-то говорит, кто-то слушает, кто-то отмалчивается. Такие разговоры не приносят положительных эмоций, но слышать, что от тебя отказываются, когда ты в сотнях километрах от дома и никак не можешь изменить происходящее, вдвойне неприятно. Долгая разлука является проверкой любых чувств, и армия, не позволяя видеть любимых часто, когда вокруг скучающих на гражданке молодых девушек еще и увиваются закосившие от армии или уже отслужившие ухажеры, создает неприятные прецеденты. Убитый предательством так любимой мной женщины, которая по праву считалась невестой, я вернулся в часть.
– Что с тобой? – всполошился Ромка, только завидев меня. – На тебе лица нет.
– Похоже, что меня послали "на"…
– Кто? Ротный?
– При чем тут ротный? Я только, что с Катериной по телефону говорил…
– А… Ну, не ты первый, не ты последний… – философски заметил
Роман.
– Тебя вон или Сенеду никто никуда не послал, а меня…
Настроение было паршивое-препаршивое.
– Может быть выпить?
– Во-первых, ты не пьешь. Во-вторых, не валяй дурака. Еще в бега ударься, как твой Васильченко.
Солдат Васильченко, получив письмо от невесты, что она выходит замуж за другого, убежал из части. Поймали его только на подъезде к дому. Попросившись в туалет на вокзале в зале ожидания, он снова сбежал. Милиция вместе с комендатурой вылавливали его уже в родном поселке, куда он все-таки добрался. Назад везли в кандалах, но своего он добился – свадьбу расстроил.
– Я чего, ненормальный? Чтобы дом еще пару лет не видеть?
Васильченко тогда присягу не успел принять – бегал как гражданский, а я по всей программе получу.
– Это точно, – и Роман вышел, столкнувшись в дверях с Олегом.
– Дай сигаретку, – посмотрел я снизу вверх на сутулого Олега, изо рта которого шел неприятный запах табака. По слухам курение успокаивало, а мне очень надо было успокоиться.
– На… – не вдаваясь в подробности, протянул он мне "Яву".
Я попытался закурить, втягивая едкий, противный дым ртом. Сделав пару неумелых затяжек, я начал смеяться над собой, над своим умением курить. Олег и Виталий участливо смотрели на меня, не зная, чем мне помочь. Дверь открылась, и в канцелярию штаба вошел Роман.
– Брось ерундой маяться! – прикрикнул он на меня.
– Точно, точно, – поддержал его Олег. – Не курит, а сигареты переводит. Не умеешь – не берись. А то портит дорогие сигареты, а потом друзьям ничего не останется.
– Мы тут подумали, – дождавшись, когда Олег остановится в своей речи, начал Роман. – И решили, что ты год уже прослужил, и тебе по сроку положен кожаный ремень. Держи! От нас. Подарок.
И он протянул мне новенький, еще пахнущий свежей нетронутой кожей ремень с блестящей золотым цветом пряжкой.
– Я вроде как дембель, значит, имею право, – утвердил Роман.
– Ребята, ребята. Спасибо, родные, – растрогано, на какое-то время забыв о предательстве женщины, я их обнял, и мы обменялись ритуальным похлопыванием по спине.
– Ну, ты, это, нормально? Да? – участливо посмотрел на меня
Виталик. – А мы сейчас это дело еще и отметим. Доцейко, ты хлеб принес? Закрой дверь.
Ребята ничего не спрятали, доставая лакомства для вечернего пира.
Мы обсуждали армейские традиции, истинность армейских поговорок, вроде "Единственная женщина, которая ждет солдата- это его мать",
"Любить солдата – это риск, его дождаться – это подвиг", "Мужчины – это такие звери, хуже которых могут быть только женщины", ели шпроты и красную икру, тульские пряники и апельсины, запивая все это растворимым кофе. Жизнь не казалась такой уж сумрачной. Я был одним из многих, кого обещали дождаться и не дождались, я сам мог бы рассказать десяток историй о неверности подруг к солдатам, но они всегда далеки, пока это не касается тебя самого. Всему можно найти причины, но думаю, что первая причина состоит в том, что солдат отсылают по-возможности дальше от родного дома. Эта практика является как отрицательной, так и положительной одновременно.
Неужели, служи я под Ленинградом, я не сорвался бы в город выяснить причины смены настроения Катерины? Сорвался бы. А куда я мог деться, находясь за полторы тысячи километров от дома, осознавая дальнейшие неприятности от такого поступка? В желудке было сытно, на душе гадостно. Но с этим надо было как-то жить. Жить так, как живут все солдаты пережившие подобное. Жить надеждой, что за год еще многое может измениться.
Через пару дней ко мне вразвалочку, как будто его качало на палубе, подошел хитро улыбаясь Швыдко. Взяв за ремень рукой, он дернул его на себя.
– Кожаный, да? Кто дал?
– Роман.
– "Череп", да? "Черпак"? А кто переводил? – и он снова дернул за ремень, глядя на меня сверху вниз.
– Сказал же: Роман.
– Он не дембель.
– Он в запас уходит.
– Он два года не прослужил, ему не положено.
– Раз уходит в запас – значит дембель. Отвали.
– Ладно, вечером поговорим, – отпустил ремень истинный дембель, увидев входящего в роту офицера.
До позднего вечера Швыдко ждать не стал. Завидев меня в коридоре, мягко положил руку на плечо:
– Чего ссориться? Пошли, – и он подтолкнул меня к ленинской комнате.
– Зачем?
– Ну, "переведу" тебя, чтобы все "по закону" было.
– А мне не нужно.
– Как не нужно? – на лице Коляна было нескрываемое удивление. -
Как не нужно? Тебя что, в полгода не переводили?
– Нет.
– Так ты "дух"?
– Нет, я гвардии сержант Советской Армии…
