успехов режиссеру и актерам. Но Колбин ничего этого не сделал. Встал с места и направился сразу к выходу. Также молча сел в машину и уехал. Конечно же, он был не настолько толстокож и понял многое. Понял, что спектакль не о давно сгинувшем со света Голощекине, а о нем самом, точно так же оказавшемся в Казахстане и делающем все, что взбредет в голову. Быть может, тогда он окончательно осознал, что надо уносить отсюда ноги. Может, после этого подал заявление в Центр, кто знает?
Он так и не нашел способ улучшить ситуацию в республике. Программа «Жилье‐91», согласно которой к 1991 году все бездомные должны были стать обладателями квартир, была сущим популизмом. Чтобы представлять в вышестоящие инстанции видимость благополучия, местные руководители все лачуги и надворные постройки стали приписывать к «квадратным метрам». После такого массового очковтирательства в народе эту программу прозвали «Жулье‐91». А если говорит народ, то бьет не в бровь, а в глаз. Однажды Геннадий Васильевич придумал свой путь кардинального решения продовольственной проблемы в Казахстане, а именно – за счет массового отстрела перелетных птиц весной и осенью. Призвал хранить весь запас сена в сараях. Дал указание увеличить ассортимент мясной продукции. В целях выполнения этого указания в магазинах стали учитывать головы скота как один вид мяса, ноги – как второй, внутренности – как третий. Особенным шоком для нас стала его инициатива по отстрелу перелетных птиц. Оказывается, ему посоветовали, что, мол, все птицы с громадной территории Евразии на зимовку перебираются в Индию через Казахстан и с наступлением весны – обратно. Это же какое несметное мясное богатство!.. Некоторые ретивые исполнители даже собирались приступить к составлению планов по реализации этой идеи… К счастью, не прошло и недели, как в газете «Комсомольская правда» был опубликован убийственный фельетон. В нем была разоблачена исходящая из Казахстана охотничья авантюра, которая открыто игнорировала международное законодательство. Колбин же стоял на своем: «Да, было высказано такое мнение в виде предложения, я поручил лишь изучить этот вопрос. Никакого решения не было принято. Нас просто оклеветали». Действительно, принять решение не успели.
В конце концов Кремль окончательно убедился в том, что Колбин нас ничем не осчастливит. Закономерен вопрос: почему Центру потребовалось два с половиной года, чтобы понять свою ошибку? Ответ на него прост. Если бы после известных событий Горбачёв сразу понял несправедливость принятого решения, то он еще тогда исправил бы свою ошибку. Но это были другие времена. Убеждение, что Политбюро никогда не ошибается, укоренилось крепко. Поэтому Колбин столько времени оставался на своем месте. Только после того, как Центр окончательно убедился, что он ничего путного не сделал и таким образом просто опозорил Кремль, его под видом повышения отозвали в Москву. Других вариантов просто не оставалось.
Колбина к нам привела Москва, убрала его тоже Москва. Все члены бюро поддерживали его как могли, я тоже старался помогать во всем. Но результат оказался таким, каким он оказался. В последний год Колбин вообще практически не работал. Делая вид, что доверяет мне, говорил, чтобы я и рассматривал все вопросы. Сам же стал думать о путях отхода.
На очередном съезде народных депутатов Колбин был избран на освободившийся пост председателя Комитета народного контроля СССР. Кремль сделал это, чтобы деликатно завуалировать свою ошибку. Вскоре распался Союз и Колбин вышел на пенсию. После его ухода у меня с ним не было никаких контактов. Да и дел всегда невпроворот. Но, оказывается, драма Колбина не закончилась с его уходом из Казахстана, а затем и с уходом на пенсию. Позже мы узнали о его кончине. Но подробностей этого финала не знали.
А случилось вот что. Я был поражен, прочитав статью Александры Скворцовой «Исторический детектив. Железный канцлер Ульяновской области». Автор пишет:
«Большую часть времени пенсионер Колбин проводил дома, мало выходил на улицу, совсем не читал и не общался даже с соседями. Один из его ульяновских подчиненных Самсонов как-то заехал к нему в гости и был удивлен личностным изменениям когда-то активного Геннадия Васильевича. Он почти не разговаривал, целыми днями лежал на диване и никого не хотел видеть.
Скончался Геннадий Колбин в 1998 году. Его смерть была такой же одинокой, как и последние годы жизни. Он поехал к дочери в гости навестить внука, внезапно почувствовал себя плохо и, завалившись на сиденье поезда, скончался от сердечного приступа прямо в вагоне метро.
Пять дней его никто не искал, и уже хотели захоронить как “бездомного”, но помог случай. Одному из милиционеров отделения показалось его лицо знакомым, позже он вспомнил, что видел его на демонстрации на “гостевой” трибуне, правоохранители поднапряглись и родственников нашли».
Так закончилась его жизнь.
Перестройка: плюсы и минусы
«Требовалось исправить ошибку, которую мы сделали с Колбиным. Это стало нашей первой крупной ошибкой в сфере межэтнических отношений, и я был решительно настроен не повторять ее. Мы все пришли к выводу, что казахи должны сами управлять своей республикой, и дали им право решать, кто станет их новым руководителем».
Эти слова из мемуаров М. С. Горбачёва – бесспорное доказательство того, что времена изменились.
Мне доподлинно известно: когда стало ясно, что произойдет смена руководства республики, рассматривался целый ряд кандидатур, выдвигаемых на должность первого секретаря Центрального комитета Компартии Казахстана. Никто не мог отрицать, что как второе должностное лицо в республике и как человек, реально решающий хозяйственные вопросы, я имел определенный вес и реноме. Тем не менее Центральный комитет КПСС не проявил особого желания, чтобы на эту должность был избран я.
Об этом я слышал от многих людей. Один из них – Игорь Романов, настоящий профессионал своего дела, светлой души человек, позднее долгие годы проработавший в должности моего советника, помощника. Ограничусь выдержкой из его воспоминаний: «Тем не менее ЦК КПСС в 1989 году старательно искал другую кандидатуру, в чем мне довелось убедиться самому. Весной этого же года в Кремле собрали “идеологический актив”, в котором довелось участвовать и мне, тогда первому заместителю руководителя идеологического отдела Центрального комитета Компартии Казахстана. Прямо с одного из заседаний меня вызвали к заведующему сектором Казахстана и Средней Азии орготдела ЦК КПСС Н. Ф. Мищенко. Он сразу же начал с вопроса, что если Г. В. Колбин будет назначен на другую работу, то кто из партийного актива мог бы заменить его. Я несколько растерялся, но почти сразу ответил, что лучшая кандидатура,
