Но подходы к их решению уже определились. И теперь надо более активно осуществлять намеченное.
Моя позиция в этих вопросах вам всем известна. Она была ясно сформулирована в выступлении на I Съезде народных депутатов СССР. Я постарался выразить интересы казахстанцев, и это было общей платформой группы депутатов от нашей республики. Хочу заверить вас, что стану твердо проводить линию на претворение этой программы в жизнь. Считаю, что для первого руководителя республики интересы народа должны быть превыше всего».
После пленума я поехал на Алматинский завод тяжелого машиностроения. Хотелось узнать мнение коллектива близких мне по духу рабочих и инженеров. Прошелся по цехам завода, рассказал о принятом решении. Еще не все знали о состоявшемся пленуме. Главное – все знали, что будет пленум, что на нем меня изберут первым секретарем. «Почему вы так думаете?» – спросил я. «Знаем, что это невозможно – снова привезти кого-то извне. А в нашей республике на эту должность нет никого, кроме Назарбаева», – говорят. Эти слова воодушевили меня намного больше, чем решение пленума. Если говорят рабочие, они говорят о том, что думают. Это мне известно давно.
Началась новая глава – особенно ответственная глава книги моей жизни.
Проводив специально приехавшего на организационный пленум члена Политбюро, секретаря ЦК В. М. Чебрикова, я приступил к работе.
Именно в те дни забастовка шахтеров, начавшаяся в угольных центрах Донбасса и Кузбасса, перекинувшись, вспыхнула в Караганде. Немедля отправился туда. Горбачёв сказал мне, что надо ехать в Караганду, по-другому не получится. Я ответил, что все угольное производство подчиняется московскому министру, поэтому он должен поехать вместе со мной. Договорились.
Самолет приземлился в Караганде, и я прямиком из аэропорта направился на площадь. Стояло лето. Черные от угольной пыли и масляных пятен лица около двух тысяч человек, только что поднявшихся из-под земли и не успевших переодеться, были суровы и гневны. Против кого будут выступать? Конечно, против руководства. Зарплата небольшая. В магазинах дефицит продуктов. Море вопросов. И нет на них ответа. Встречавший меня в аэропорту руководитель области, как бы проявляя заботу, сказал: «Они сердиты, может, не надо идти к ним именно сейчас?» Но, как говорится, раздевшийся воды не убоится. Я направился прямо к ним. Под палящим солнцем часами беседовал с людьми. Карагандинская забастовка в определенной степени возникла и в результате установления близких связей с активистами горняков Кузбасса и Донбасса. И там, и здесь проблемы были схожими. Среди прибывших из Москвы под видом журналистов были замечены провокаторы. В тот же день по нашей просьбе из Москвы прибыли заместитель главы правительства и два министра, которых мы вынудили держать ответ перед горняками, получили их обязательства по решению накопившихся проблем. Так как рвались связи между поставщиками и потребителями, уголь не отгружался, средств на зарплаты не было. В конце концов шахтеры согласились с моими доводами. Очевидно, они не забыли о том, что, когда я еще работал в обкоме, а затем в Центральном комитете, я не раз спускался в шахту, беседовал с ними, решал их проблемы. Среди них были и те, которые хорошо знали меня. Позднее договорились с руководителями всех общественных объединений республики об объявлении моратория на забастовки в течение года, чтобы в этих трудных условиях в первую очередь выправить экономику. Условия моратория были выполнены. Отпала необходимость в продлении его срока. Ситуация в республике стабилизировалась.
Из забастовки шахтеров мы извлекли большой урок. Главное – забастовка показала, что рабочие не приемлют спускаемые сверху инструкции и задания по обновлению экономических механизмов. Это был тревожный звоночек: если бы мы не отрегулировали положение в Караганде, то завтра такое вполне могло случиться в Павлодаре, послезавтра – в Усть-Каменогорске и так далее. Недаром в своем выступлении на сессии Верховного Совета республики я открыто сказал, что экономика страны не выдержит еще одной волны подобных забастовок. Если бы такие события продолжились, то наши начинания по улучшению благосостояния людей оказались бы нереализованными, не говоря о снижении экономических показателей. К счастью, нам удалось убедить в этом шахтеров. После удовлетворения их требований решение стачкома о выходе на работу сразу же было выполнено. А вообще, после карагандинской забастовки всем стало ясно, что надо быть вместе с народом, вести открытый диалог с людьми, не оставлять на потом вопросы, которые можно решить своими силами. Забастовка шахтеров не прошла бесследно. Благодаря переговорам, длившимся месяцы, летом 1991 года, то есть еще до обретения независимости, по результатам моих встреч с министром угольной промышленности Щадовым, министром металлургии Сосковцом, министром радиопромышленности Шимко было подписано коммюнике, согласно которому признавались эффективность и необходимость перехода профсоюзов под юрисдикцию Казахстана. Это был шаг в сторону реальной независимости.
Да, не успел приступить к новой службе, как пришлось столкнуться со столь неприятной ситуацией. Протесты, начавшиеся на карагандинской шахте «Тентекская» (это наименование она получила по названию местной реки, по-видимому, когда-то весьма бурной и буйной), создали угрозу прекращения добычи угля в течение нескольких дней. И вообще, забастовки – событие опасное в любое время. А в тот период они были опасны особенно. Экономика была не в состоянии их выдержать.
Эта забастовка еще раз показала: корень всех наших проблем в том, что человек не является хозяином ни предприятия, ни земли, а потому и к государственной собственности относится как попало. Низкая производительность труда в СССР, несопоставимая с трудом, например, американского рабочего, который за один день производит втрое больше продукции, чем наш рабочий, объясняется вовсе не тем, что наши люди настолько ленивы и настолько бездарны. Вся беда заключалась в отрыве и нашей жизни, и нашей продукции от конечного результата. Работаешь с высокой производительностью или же целыми днями болтаешься без дела – все равно получаешь ту же зарплату. В чем тогда смысл стремления работать хорошо? Лишь бы для того, чтобы назваться передовиком? Чтобы быть занесенным на Доску почета? Чтобы получить грамоту? Конечно, эти моменты тоже играют свою роль, но ведь на одном моральном поощрении далеко не уедешь.
Вот почему на III Съезде народных депутатов, когда обсуждался вопрос об учреждении должности президента СССР, я открыто заявил, что Верховный Совет республики оставляет за собой право объявлять землю, ее богатства, воды, леса, другие природные ресурсы собственностью республики. При этом предупредил, что никто не должен воспринимать мое заявление как ультиматум.
То, что Советский Союз – федеративное государство, что по Конституции каждая союзная республика является самостоятельным государственным образованием, было всецело предано забвению. Действительно, разве бывает самостоятельное государственное образование, не владеющее собственной землей, не распоряжающееся собственными богатствами? Издавна
