В драматической студии Марии Пискатор Роберт Де Ниро еще в десятилетнем возрасте впервые вышел на подмостки в роли Трусливого Льва в пьесе «Волшебник из Страны Оз». Хотя он и не сознавал этого тогда, но его уже «зацепило». И даже теперь он не может сказать определенно, отчего ему пришло в голову стать актером.
«Актерская игра, — заметил он однажды, — это самый легкий способ делать то, что ты не осмеливаешься делать в жизни».
Де Ниро утверждает, что уже в возрасте девяти-десяти лет он хотел стать именно актером, хотя это кажется удивительным даже ему самому. Возможно, это означает, что Де Ниро стремился к тому, к чему стремится любой актер — быть кем-то еще. Он часто говорит, что чувствует себя аутсайдером, а значит, актерская игра дает ему великолепную возможность быть в центре внимания, в свете юпитеров, вместо того чтобы пребывать в тени. И если кто-то не обращал на него ни малейшего внимания на улице или в классе, то на сцене — совсем другое дело. Один из его первых театральных наставников спросил, почему он хочет стать актером, на что Де Ниро отвечал, что не знает. Учитель объяснил ему, что актером он желает стать, чтобы проявить себя. Весьма проницательное замечание — ведь речь идет о человеке, который практически никогда не выражал себя и свои взгляды открыто ни по какому значительному поводу. И Де Ниро всю жизнь выражал себя через других — через своих персонажей. Сценарист Пол Шрейдер шутливо обвинял его в том, что он живет в телах своих героев. Думается, Де Ниро «отбирал тела» для своего проживания по принципу: насколько полно тот или иной образ даст ему возможность выразить себя самого. Трэвис Бикл в фильме «Таксист» или Джейк Ла Мотта в «Бешеном быке» передают его собственный гнев и неудовлетворенность, а Майкл Вронски в картине «Охотник на оленей» позволяет ему делать политические заявления. Все роли дают Де Ниро максимальную возможность укрыться от «ответственности» — он ведь всегда может заявить, что говорит не он, а его персонажи, и он попросту исполняет роль.
Роберту Де Ниро родители никогда не указывали, кем ему следует быть. Все, что он делал, было задумано им самим. Тем не менее родители поддерживали его в его карьере, хотя помощь со стороны отца следует считать скорее моральной, чем материальной…
«Они никогда не говорили мне «нет», — вспоминает Роберт Де Ниро. — Мать работала у одной женщины по имени Мария Ли-Пискатор, которая вместе с мужем основала театральную студию. Супруги приехали из Германии, потом он уехал назад, а она осталась и продолжала вести студию. Мама печатала для нее на машинке, редактировала тексты и делала прочую мелочевку, и как бы в плату за ее работу входило то, что я посещал этот студийный класс по субботам — тогда мне было десять лет. Это была большая студия, полно актеров, и до меня там учились Марлон Брандо и Род Стайгер».
Для взрослого Де Ниро полное вживание в роль есть своего рода «мастерское клеймо». Признаки этой абсолютной увлеченности проявились еще в возрасте четырнадцати лет, на нью-йоркских улицах. Ученики школы Элизабет Эрвин подвергались измывательствам итальянской шантрапы, которая занималась реквизицией денег на завтраки… То ли Де Ниро ощутил силу больших чисел, то ли он просто по-детски был очарован «гангстерским» поведением этих молодчиков, но по окончании школы он становится «итальянцем». Его погруженность в эту роль была абсолютной. Он воспылал любовью к блестящим шелковым костюмам и стал ходить на католические мессы со своими новыми приятелями. Он часами глазел на взрослых «крутых парней», которые торчали на Мотт-стрит в Маленькой Италии, — вероятно, эти наблюдения помогли ему впоследствии, когда, играя роли подобных типов, он сделался поистине интернациональной звездой экрана.
Хотя его увенчали настоящей «воровской» кличкой «Бобби Молочко», имея в виду его хилую комплекцию, но считать его и его приятелей бандой в современном смысле слова (когда под бандитизмом мы разумеем убийства посреди бела дня и торговлю наркотиками) — изрядное преувеличение. Тогда его отец был крайне встревожен, но навряд ли группа подростков, в которой состоял сын, представляла сколько-нибудь значительную угрозу для общественного спокойствия. Непрекращающиеся попытки всех его знакомых представить детство актера как розовый сон явно вступают в противоречие с его собственным желанием представить свое детство «поинтереснее». Наверное, шайка подростков дала ему ощущение себя как свойского парня и породила некоторые долгие дружеские связи. Он до сих пор близок с Клемом Казерта, но главное даже не это: во время своих шатаний по Мотт-стрит он впервые, вероятно, встретил свое артистическое второе «я», которого он затем сыграет в фильме Мартина Скорсезе.
Актерская игра давала ему, вероятно, и ощущение идентичности, пусть даже заемное, и вскоре эта идея снова оказала влияние на подростка. Де Ниро обещал матери дать ответ после своей трансконтинентальной одиссеи. И вот, когда он вернулся, уже в возрасте семнадцати лет, он объявил ей, что намерен стать актером и что хочет обучаться в консерватории Стеллы Адлер. В ответ на резонное возражение, что Стелла Адлер не примет его без аттестата об окончании школы, он заявил, что станет посещать днем консерваторию, а вечером — занятия в школе, для получения аттестата.
Впервые Де Ниро встретил Стеллу Адлер в период своих субботних посещений театральной студии. Адлер была блестящим проводником системы Станиславского в театре. Посещая впоследствии ее классы в «Консерватории актерского искусства» в Гринвич Виллидж, Де Ниро неосознанно повторял путь Марлона Брандо, который также был учеником Стеллы Адлер. Адлер была наставницей суровой, все у нее было строго расписано и распротоколировано, хотя всячески поощрялось творческое вдохновение. Существовали строгие правила касательно одежды: белые рубашки с черными брюками и черными ботинками у юношей, блузки с высоким воротом, туфли на каблуках и убранные с лица назад волосы — для девушек. Когда Адлер входила в класс, всем надлежало встать и в унисон произнести: «Доброе утро, мисс Адлер! Мы рады видеть вас и готовы вместе с вами пуститься в путь на поиски нашего искусства!» Затем Стелла Адлер, как пишет «Нью-Йорк Таймс», начинала «орать, греметь, оскорблять, поносить, подкалывать, а иногда даже хвалить своих студентов…» Она обучала использованию того, что называла творческим воображением в собственной версии системы Станиславского, которая предусматривает освоение роли от внутреннего к внешнему. Ее взгляды на обучение актерскому ремеслу были столь же тверды и бескомпромиссны, как и ее методы. Де Ниро попал примерно в ту же ситуацию, в какой оказались в свое время его родители в школе Гофманна — там не существовало выбора: удача или неудача. Там надо было либо блистать, либо уйти в полное забвение.
