еще месяц на переговоры и переписку между службами, чтобы перейти к официальным действиям. Только 5 февраля Гюнтер сказал Керстену:
— Графу Бернадоту, вице-президенту Красного Креста, поручено заняться колонной автобусов. Но прежде чем что-либо предпринять, Бернадот должен поехать в Берлин, чтобы согласовать технические детали. Очень важно, чтобы он мог обсудить это с рейхсфюрером лично и чтобы гестаповское начальство приняло его дружелюбно. Сможете ли вы представить Бернадота Гиммлеру?
Керстен попросил барона ван Нагеля присутствовать при разговоре, передал ему вторую телефонную трубку и позвонил рейхсфюреру в его штаб-квартиру. Гиммлера не было на месте, и доктор поговорил с Брандтом. Тот был очень рад слышать, что шведская транспортная колонна уже готовится и что тот план, ради которого он так долго помогал Керстену, наконец будет реализован. Он обещал все передать и использовать все свое влияние, чтобы помочь доктору.
В тот же вечер Брандт позвонил Керстену:
— Гиммлер готов благосклонно принять Бернадота и просит уверить вас в том, что он исполнит все, о чем вы договаривались.
Девятнадцатого февраля Бернадот сел на самолет в Берлин. Согласно протоколу и иерархическим правилам шведский посол в Германии уведомил об этом Кальтенбруннера, а тот — Гиммлера.
Вице-президент Красного Креста провел с рейхсфюрером два часа. Во встрече участвовал и Шелленберг. По окончании этого разговора Гиммлер подтвердил Бернадоту все те обещания, что он дал Керстену.
Скандинавские заключенные будут собраны в один лагерь — в Нойенгамме.
Других заключенных, которых освободили, чтобы доставить Керстену удовольствие, Швеция сможет забрать немедленно.
12
Со времени казни Венцеля Гиммлер оставался верным своему слову. Он даже исполнил одно из данных обещаний, причем в отсутствие Керстена и без малейшего давления с его стороны, и более того — сам доктор об этом не знал.
В течение февраля, когда Керстен был в Стокгольме и занимался переговорами, две тысячи семьсот евреев, содержавшихся до этого в лагере Терезиенштадт, должны были отправить в лагерь смерти, где их ждали газовые камеры и печи крематориев. Несчастных погрузили в два поезда и держали на запасном пути, поезда были готовы к отправлению.
Начальник эшелона сообщил об этом в штаб-квартиру Гиммлера и запросил приказ об отправке поездов. Сообщение получил Брандт и передал его рейхсфюреру.
— Две тысячи семьсот, говорите? — спросил Гиммлер.
Он легонько нахмурил брови. Эта цифра ему что-то напомнила. Вдруг он воскликнул:
— Две тысячи семьсот — это же идеально! Я обещал Керстену освободить две-три тысячи евреев, которых согласны принять швейцарцы. Направьте эти поезда не на восток, а к швейцарской границе. Немедленно предупредите швейцарские власти, гестапо, железную дорогу и пограничников.
Гиммлер покачал головой и радостно добавил:
— Две тысячи семьсот, а? Прямо как специально. Не слишком много, не слишком мало.
Он улыбнулся полуумильно, полусаркастически и добавил:
— Идеально для того, чтобы удовлетворить одну из прихотей нашего доброго доктора.
Через час два поезда, до отказа набитые мужчинами, женщинами и детьми, тронулись в путь. Их трясло так, что люди падали друг на друга, стиснутые, как скотина в узком стойле. В желудках у них было пусто, в горле пересохло от жажды, легкие сжимались от нехватки воздуха, тела, прикрытые лишь лохмотьями, заледенели от холода. Путешествие было пыткой. Но тем не менее они боялись, что оно подойдет к концу. Они знали, что там их ждет смерть, одетая в форму СС. Они были истощены, грязны, больны, им было холодно, а в душах у них царил страх. Когда они пересекли всю Германию, у матерей едва оставались силы даже на то, чтобы жалеть своих детей.
Поезд замедлил ход и остановился. Двери товарных вагонов открылись. Вот и СС, они здесь. Целая компания.
Но почему, вместо того чтобы кидаться на своих жертв, которые, спотыкаясь, выходили из вагонов, и загонять их прикладами в газовые камеры, — почему их приветствуют, почему берут на караул? Что все это значит? Какое-то наваждение, сладкие грезы…
Две тысячи семьсот евреев, мужчин, женщин и детей, две тысячи семьсот ходячих скелетов в отрепьях прошли мимо эсэсовцев, стоящих по стойке «смирно», перешли границу, и там вместо палачей, которых они ожидали увидеть, их встречали медсестры швейцарского Красного Креста — улыбающиеся, плачущие от радости.
13
Тысячам стокгольмских евреев пока ничего не было известно, да и сам Керстен узнал о случившемся только месяц спустя из письма Гиммлера. Но именно тогда благодаря цепи случайностей еврейские организации впервые обратились к Керстену, они это сделали при посредничестве фон Книрима, балтийского эмигранта из России, банкира и друга Керстена. В середине февраля он пришел к доктору и попросил его принять Хиллеля Шторха, представителя Всемирного еврейского конгресса в Стокгольме. Они встретились в тот же вечер. Хиллель Шторх коротко объяснил причину своего визита:
— Ситуация с евреями в Германии чудовищная и безнадежная. Они скоро уничтожат последних. Мы всё испробовали, но напрасно. Мы знаем о вашей работе в гуманитарных вопросах и о тех результатах, которых вам удалось добиться. Помогите нам!
— Дайте мне список того, что хочет Всемирный еврейский конгресс, — сказал Керстен. — Он мне пригодится, когда я вернусь в Германию.
Доктор еще не знал, когда поедет. Это зависело от Гюнтера. А Гюнтеру нужно было его присутствие в Стокгольме, так как все детали спасательной операции разрабатывали в шведской столице, а Керстен был единственным человеком, имеющим прямую связь с Гиммлером, поэтому с его помощью можно было быстро устранять возможные препятствия.
Но 25 февраля 1945 года министр иностранных дел узнал от американцев страшную новость: Гитлер отдал Гиммлеру официальный приказ взрывать концлагеря вместе со всеми заключенными, как только союзники подойдут к ним на восемь километров.
— А в лагерях во власти нацистов еще осталось восемьсот тысяч человек, — сказал Керстену Гюнтер. — И союзники уже близко.
Он сделал над собой усилие, чтобы справиться с чувствами, и быстро обрисовал ситуацию: американцы просят шведов сделать все, что в их силах, чтобы не допустить этого кошмара. Но шведское правительство, частью которого был Гюнтер, не имеет никаких средств давления на обезумевшего от ярости Гитлера. А шведских министров ужасает сама мысль о возможности массового убийства, предотвратить которое нет никакой возможности. Только, быть может, у Керстена через Гиммлера есть хоть какой-то шанс его остановить. Один шанс из тысячи, конечно. Но надо попытаться. Улетать в Германию надо на следующей неделе.
Керстен согласился. Итак, Гюнтер поручил ему тройную официальную миссию:
1. Попытаться предотвратить взрывы концлагерей.
2. Разобраться с препятствиями, которые Кальтенбруннер, несмотря на заверения Гиммлера, чинил Бернадоту в вопросе сбора и эвакуации скандинавских заключенных.
3. Попытаться добиться от Гиммлера капитуляции немецких войск в Норвегии (хотя солдаты были еще полны сил
