неизбежно вело к тому, что эта политическая и экономическая система рано или поздно потерпит фиаско. Однако сказанное не означает, что реформирование общества было делом безнадежным. Разногласия между двумя руководителями разрушили дело преобразований в стране. В книге Е. М. Примакова «Встречи на перекрестках» приводятся слова, сказанные ему одним политологом: «А знаешь, если б Ельцин был избран генеральным секретарем партии, она сохранила бы свое значение и место в обществе». Может быть. От властных амбиций Ельцина можно было ожидать всего.
Следует отметить, что М. С. Горбачёв, когда надо было, поддерживал меня. В этом плане у него, видимо, был и расчет на мою поддержку в борьбе с Ельциным. Как бы то ни было, он хотел видеть меня рядом. С Б. Н. Ельциным у меня тоже были теплые отношения.
В уже упомянутой книге Александра Дзасохова есть такая глава – «Алма-Ата. Доверительная миссия». Она начинается со слов: «Осенью 1990 года Горбачёв попросил меня отправиться в Алма-Ату и получить согласие Нурсултана Абишевича Назарбаева занять пост вице-президента СССР. Михаил Сергеевич обосновал свое намерение желанием иметь Назарбаева рядом с собой. Введение должности вице-президента Горбачёв рассматривал тогда как один из ключевых шагов для укрепления системы государственного управления. Главным аргументом в пользу кандидатуры Нурсултана Абишевича был успешный опыт руководства огромной республикой в сочетании с глубоким знанием экономических и политических реалий. Немаловажно было и то, что Назарбаев хорошо понимал природу нашего многонационального государства». После этого говорится о том, что автор энергично взялся за это дело. В книге Горбачёва есть такие строки: «Думал о Назарбаеве, но не видел, кто мог тогда его заменить в Казахстане. Времени на обдумывание не оставалось, и тут “подвернулся” Янаев. Крупный просчет». Что тут скажешь, когда вопрос о второй должности в государстве решился с кандидатурой, «подвернувшейся под руку»!
Действительно, на заседании Верховного Совета большинство союзных и автономных республик предложили мою кандидатуру на пост вице-президента СССР. Если бы я путем самоотвода не снял свою фамилию из списка голосования, то, возможно, прошел бы. Потому что к этому времени Горбачёв уже лишился ряда людей из своего окружения: Громыко, Алиев были выведены из Политбюро, Лигачёва отправили заниматься не кадрами, а сельским хозяйством, от Горбачёва стали дистанцироваться самые близкие – Шеварднадзе и Яковлев. В этой ситуации он стал больше обращаться ко мне.
Уточню: дело не в том, предлагали ли мне эту должность и дал ли я согласие или отказался. Дело в том, насколько необходима и целесообразна была эта должность. В конце 1990 года газета «Правда» задавала мне конкретный вопрос на этот счет. И я тоже ответил конкретно, что рассматриваю ее как должность помощника президента: «Я не знаю, зачем он нужен, этот вице-президент. Если мы делаем Совет Федерации настоящим, жизнеспособным, действенным органом, влияющим на всю внутреннюю и внешнюю политику страны, и решения Совета Федерации будут оформляться указами, обязательными на всех территориях, – чем тогда будет заниматься вице-президент? Если ему отводится та роль, которая в проекте изменения Конституции, то это очередной помощник. Я себя не вижу в этой структуре».
Михаил Сергеевич и в последующем относился ко мне с неизменной симпатией. Спустя многие годы он говорил: «Я всегда выделял Нурсултана Назарбаева среди советских деятелей республиканского и общесоюзного масштаба. В нем, на мой взгляд, воплотились многие лучшие качества настоящих патриотов и интернационалистов нашего времени, тех, кто способен видеть мир в движении, конструктивно влиять на ход назревших перемен. Не случайно накануне подписания нового Союзного договора я был убежден, что самой подходящей фигурой на посту главы правительства обновленного Союза мог бы стать Нурсултан Назарбаев. Заговор авантюристов из ГКЧП в августе 1991‐го помешал реализовать этот мой замысел». Зная, что неудобно писать критически о человеке, который хорошо отзывается о тебе, в разных местах этой книги приходится давать негативную оценку деятельности Горбачёва. Что делать, правда должна быть высказана. Горбачёв – сложная личность, в которой равным образом присутствовали и светлые, и теневые стороны.
Самое существенное из двух предложений, сделанных мне Михаилом Сергеевичем, – предложение стать премьер-министром СССР. Это было проявлением очень высокого доверия. Зная, что Горбачёв, что называется, плавал в вопросах экономики, можно было бы рассматривать это предложение как конкретную возможность изменения жизни страны. Был конец 1990 года. Период максимального ухудшения экономической ситуации. Премьер Рыжков ушел в отставку. Что делать? Очень много работы и в своей республике. Конечно, я не сказал «нет» главе государства. Вообще-то, не хотелось идти на ту работу. Как разрешить этот узел? Потом вроде нашел выход. Если бы я стал председателем правительства, то в первую очередь должен был побывать во всех республиках, получить согласие их парламентов на свое назначение, должен иметь широкие полномочия для спокойного проведения экономических реформ. Этого требовала обстановка того времени. Одни республики поддерживали Центр, другие нет. В таких условиях согласие парламентов означало поддержку решений правительства. Поэтому сказал Горбачёву, что только с такими полномочиями могу приступить к такой работе. «Если они одобрят мое назначение, мне придется принимать некоторые экстренные меры. Поэтому я должен буду держать в руках всю экономическую политику, и принимать решение будет правительство. Михаил Сергеевич изменился в лице. «А что останется делать мне?» – спросил он. «Вы останетесь президентом. Вы будете заниматься внутренней и внешней политикой, международными отношениями. Мы будем заниматься экономикой и докладывать вам о своей работе», – ответил я. Он замолчал. Ясно, конечно, что Горбачёв не согласится собственноручно ограничить свои полномочия. Это я знал. И сказал так намеренно. Горбачёву не понравились мои слова о том, что я могу приступить к своим обязанностям только после получения поддержки республиканских парламентов. В таком случае значительно поднималась легитимность премьера.
Правда, Горбачёв такое предложение позже сделал еще раз. О деталях этого расскажу потом…
Да, Горбачёв и как коммунист, и как политик не думал, что проведет столь глубокие изменения. По мнению многих людей, он хотел внести лишь кое-какие поправки во внутреннюю политическую систему, ослабить накал холодной войны, а заодно прославиться как «историческая личность». Если подходить с точки зрения такой программы-минимум, то, похоже, Горбачёв сильно переоценил искренность западных политиков, особенно своих «коллег» – руководителей государств. В этом плане, возможно, придется по-новому анализировать слишком быстрое и слишком тесное сближение Горбачёва и его окружения с М. Тэтчер, Р. Рейганом, Дж. Бушем и другими западными политиками. По-моему, толчком для многих поступков послужили внутренние убеждения Горбачёва, пожелавшего остаться в истории не только реформатором, но и политиком мирового уровня. Это можно было уловить даже по некоторым мелочам. Я не раз был свидетелем
