что и в «Добром самаритянине»). Спутанные, проволочные волосы, обросший щетиной подбородок, часовые пружины усов, пушистые брови, ворс на меховой шляпе, пучок легчайших перьев – неужели всё это сделано с помощью кислоты, разъедающей металлическую пластину? Менее чем через десять лет после первых опытов в офорте художник показывает нам, что может изобразить средствами этой техники абсолютно всё.
Его глаза, похоже, смеются под волнами лезущих в них кудрей. Свет падает на левый глаз так, что в нем словно горит искорка, бросающая нам вызов. Если у нас оставалась хоть тень сомнения относительно притязаний Рембрандта на художественное превосходство, грубая мощь его носа рассеивает ее окончательно. (Говорят, что Оливер Кромвель приказал английскому живописцу голландского происхождения Питеру Лели написать его портрет честно, воспроизводя «все неровности кожи, прыщи и бородавки». И вот перед нами Рембрандт, величественный как Кромвель, и с бородавками на носу [12].)
«Это живопись, а не просто поры и дефекты плоти»
Цвет меняет всё. На монохромном рисунке или гравюре текстуры, тона, тени и даже цвета передаются линиями, точками, штрихами или размывами. Рука художника изображает, очерчивает, формирует, выманивая из пустоты листа бумаги некое подобие, которое в достаточной степени передает «вес», «ощущение», а также визуальное и психологическое содержание модели настолько, чтобы притягивать наше внимание чем-то большим, чем простое сходство: не «портрет» кого-то определенного, а некий образ, которому не требуется сравнения с моделью. Этот образ временно отменяет исходное положение, согласно которому профиль – всего лишь линия или череда переходящих друг в друга линий, а хаос штрихов на месте глаза – всего лишь множество черточек, процарапанных резцом на медной пластине. В наших глазах всё это превращается в лицо, и то, что это лицо – не настоящее, ничуть его не принижает. Напротив, зная, что это всего лишь скопление штрихов на бумаге и что целое больше, чем просто сумма этих штрихов, мы получаем удовольствие от того, как ими смоделирован, к примеру, нос или передано выражение рта.
Благодаря краске художник делает на шаг больше в мастерской Бога. Ведь палитра с красками предоставляет в его распоряжение два элемента, которых нет у линии: цвет и материю. Накладывая слои краски на дубовую доску или на холст, покрывая подготовленный грунт цветовыми пятнами, точками или мазками, которые соседствуют или накладываются друг на друга, кисть художника создает поверхность с вмятинами и морщинами, крошечными углублениями и гребнями, водоворотами импасто, способными передать одутловатость лица или вес кружевной манжеты. В некотором смысле потраченная краска и есть та текстура, которую она создает, равно как и переливы меха, влажный блеск глаз, румянец на щеке или тень на нахмуренном лбу (поскольку свет и цвет разделимы).
15. Автопортрет с рукой на груди (Автопортрет с золотой цепью). 1633
Дерево, масло
Лувр, Париж
Взять хотя бы «Автопортрет с золотой цепью» (1633), находящийся в Лувре (илл. 15). Рембрандту здесь двадцать восемь, всего на пять лет больше, чем было на автопортрете с детским лицом (илл. 9), но по выражению лица он уже производит впечатление беспокойного человека средних лет. Одет он почти так же, как на автопортрете маслом 1629 года: бархатный плащ, берет, змеящаяся золотая цепь, которая теперь явно должна обозначать королевскую милость, хотя она – всего лишь элемент театрального реквизита (такого знака отличия Рембрандт никогда не получит). Он убрал плюмаж – возможно, потому что считает его уже несолидным, ведь у него теперь целый выводок учеников: в конце концов, он уже не молодой щеголь. Также он поменял цвет бархатного плаща и берета на более сдержанный шоколадный оттенок, на котором золотая цепь выглядит более выигрышно. Он окружен сумеречными тонами задника своих одежд, на его лицо падает слабый бледный свет, как обычно – из левого верхнего угла композиции; возможно, это луч утреннего солнца, проходящий через высокое окно с мелким остеклением, вроде тех, что появятся через несколько десятилетий в интерьерах Вермеера.
Буквально несколькими приглушенными оттенками охристо-желтого, белого, серого, карминного, зеленого кисть Рембрандта воссоздает оживленное лицо человека, готового сказать что-то важное. Может быть, он заглянул через плечо ученика и задумался, ища подходящие слова для объяснения, что именно у того не так с передачей блика или тени, слишком бледным цветовым пятном или деталью, переданной слишком робко?
16. Автопортрет в бархатном берете. 1634
Дерево, масло
Картинная галерея, Государственные музеи, Берлин
В любом случае, в этой работе видны изощренность и свобода, с которой мастер владеет кистью (обратите внимание на колючие, загнутые кверху усы, на быстрые диагональные мазки в области бровей, на тонкие розовые прожилки возле ноздрей и в уголках глаз и на трепет зеленоватых и розовых оттенков, которыми вылеплена неровная спинка носа). Краска наложена частыми, легкими ударами, которые передают текстуру кожи, ее поры и неровности. Цвета моделируют слегка бугристое, словно из пластилина, лицо, углубляя глазницы, подчеркивая ямки на лбу и в углах рта, строя нос, лепя его, слегка перекашивая, так что он становится своего рода телесным продолжением взгляда насмешливых глаз. Мы на время забываем, что чувственный трепет этих губ и едва уловимая дрожь раздувающихся ноздрей – всего лишь масляная краска на специально подготовленной доске [13].
17. Портрет отца. Около 1630
Бумага, сангина, итальянский карандаш, отмывка коричневым тоном
Музей Эшмола, Оксфорд
Нужно очень внимательно вглядываться, чтобы увидеть что-то общее между несколько капризным выражением лица на этой картине и чувственно-оживленным – на заслуженно прославленном «Автопортрете в бархатном берете» (1634) (илл. 16). На нем, созданном за несколько недель, максимум месяцев до женитьбы Рембрандта на Саскии летом 1634 года и, несомненно, в разгар его ухаживания за ней, выразительность черт лица усилена за счет скопления мощных, насыщенных тонов. Здесь сохраняются охристо-желтые, холодные розовые, серые и бронзово-зеленые тона портрета 1633 года, но они обретают отсутствовавшие ранее напор и интенсивность, будучи нанесены быстрыми и нервными мазками, словно художник в этот момент торопился к своей возлюбленной. Изумительно искусно написанный изумрудный шелковый воротник подчеркивает зелень глаз и бросает зеленоватые тени на подбородок и правую щеку. Приоткрытый рот указывает на жажду и нетерпение: жажду любви, денег, славы [14]. Свет, падающий, как всегда, слева, глубок и насыщен – такой же свет Юпитер проливает на чресла Данаи на полотне из Эрмитажа. Нос освещен и слегка скошен в сторону, как у жующего коня. Крошечный ярко-желтый блик в нескольких миллиметрах от кончика носа
