людях совесть, добилась не только пересмотра дела и не только оправдания, но и снятия судимости (т. е. арест, как и исключение из партии несколькими годами раньше, был признан ошибочным).
Отец был освобожден, восстановлен на прежней работе и в партии «с сохранением стажа с 1924 года»: мы уже знаем, что такая формулировка означала полную реабилитацию. «За неимением состава преступления», по тогдашней терминологии.
В случившееся, немыслимое по тем временам, чудо трудно было бы поверить, если бы не сохранившийся у меня в архиве дневник матери, где она день за днем описывала свои мытарства. Кстати, там я прочитал о просьбе отца «не присылать передач, чтобы не отнимать хлеб у Игоря». А мать строжайше требовала выполнения домашних заданий и делала все возможное, чтобы ее сын не почувствовал разразившейся катастрофы. Так поступали их собственные родители. И так поступали мы с женой, когда родителями стали сами.
* * *
Моя мать, Ольга Ивановна Пестровская родилась, согласно паспорту, в 1900 г. Но вообще-то, как она рассказывала, год рождения у нее был 1902-й. Два года она приписала себе в 1918-м, когда при полном развале государства можно было приписывать себе за небольшую взятку что хочешь. И когда 16-летней девчонке, только что окончившей гимназию до зарезу понадобились 18 лет, чтобы получить место сельской учительницы. Любопытно, что в тот же год к тому же жульничеству и в тех же целях прибегла родная тетка жены, которая в начале XXI века разменяла вторую сотню лет и на два года раньше получила ценный подарок мэра Москвы каждому столетнему москвичу. Надо думать, что не только эти две девчонки оказались такими хитрыми: тогда подростки взрослели быстрее, а пробиваться в жизнь им было труднее.
Мать прошла долгий путь по школам самых захолустных сел северной Пензенщины, измеряемый годами. Была и Верхняя (или Нижняя?) Пуза. И Хилково — это совсем недалеко от Лады, И, наконец. Лада, где начался и долгое время урывками, на каникулах, тянулся ее неизбежно платонический по тем временам роман с туземным, но заезжим студентом по имени Василий Иванович Бестужев. Тому уже была подготовлена невеста из соседней семьи. Моложе годами. Будущая покорная жена. Но как же тогда с родовой традицией, согласно которой жена должна быть ровно на четыре года старше и намного сильнее характером? Вот эта самая традиция невидимой рукой и свела двух очень разных людей. Как оказалось — на всю жизнь.
В 1925 г., когда жених окончил комвуз, новая невеста дала согласие на брак с ним, и начались ее скитания по быстро менявшимся местам работы мужа. Правда, сначала все еще оставалась ладская школа и постройка новой избы на сбережения молодой жены. Затем появилась и вскоре умерла Вероника. А затем состоялась поездка в Майкоп и далее со всеми остановками перечисленными выше. О своей профессии пришлось надолго — почти на двадцать лет — забыть. Потому что оказалась скитающейся домоправительницей огромной семьи, состоявшей не только из мужа и сына, не только из сестры и брата мужа, приехавших учиться, не только из сменных нянек сына, но еще и из кучи родственников — своих и мужа — приезжавших учиться, лечиться, за какими-то покупками, по дороге куда-то и т. д.
Наконец, в Москве, когда сын подрос и пошел в детсад, появилась возможность пристроиться в библиотеку Тимирязевки. Эту вторую профессию, со сравнительно коротким перерывом, она сохранила до конца своей рабочей жизни, вплоть до выхода на пенсию. Работала в библиотеке и в Чистополе, и по возвращении в Москву. Но главной ее заботой в Москве вновь стало большое и сложное домохозяйство.
Три «звездных часа», во многом определивших характер ее личности, состоялись в карьере сельской учительницы.
Первый — в Ладе за год-два до замужества. В Ладе, в отличие от Пузы и Хилкова, она оказалась в сравнительно большом учительском коллективе, к которому примыкали несколько волостных служащих и молодежь, окончившая или оканчивающая семилетку. Сама она очень скупо рассказывала о своей роли — все больше о событиях того времени. Но, сопоставляя рассказы на сей счет отца, его брата и сестры, дедушки и бабушки, других сельчан, нельзя не придти к выводу, что в Ладе тех лет появился харизматический лидер — нечто вроде помеси Мэрилин Монро, Маргарет Тэтчер и отчасти Жанны д’Арк волостных масштабов. Она добилась от местного начальства ремонта школьных помещений, улучшения положения педколлектива, вдохнула новую жизнь в работу школы, как бы придала ей «второе дыхание», создала сельскую библиотеку и основала сельский клуб, в котором пошли самодеятельные спектакли педагогов и учащихся. Спустя тридцать лет, в конце 50-х, я сам был несколько дней абонентом библиотеки, основанной матерью, видел ее работу каталогизаторши, слушал рассказы людей, все еще помнивших о ней. Для них она была мелькнувшим ярким метеором, легендарной личностью, чем-то вроде Аллы Пугачевой для россиян 90-х годов — только в ином жанре и иных масштабов.
Можно себе представить, сколько у нее было платонических поклонников — платонических потому, что для них она была как бы в недоступных небесах. Как свысока, наверное, относилась она сначала к отцу — деревенскому мальчишке, возомнившему себя студентом и якобы ровней ей самой. Возможно, решающую роль сыграл пример старшей сестры, вышедшей замуж за примерно такого же экземпляра, только все же постарше себя. Но не всю же жизнь витать в небесах!..
* * *
При частых переездах мужа и маленьком ребенке во второй половине 20-х годов, ей пришлось свернуть свою творческую деятельность до семейных масштабов. Но как только началась более или менее стабильная жизнь в московском семейном студенческом общежитии, она тут же вошла в руководство женсовета, во многом определявшего жизнь полусотни семей «парттысячников», особенно их детей — до походов в кино и занятий музыкой включительно. Сохранились фотографии актива женсовета, где представлены два-три десятка лиц, неотличимых по воинственности от Анки-пулеметчицы из «Чапаева». Здесь она уже не могла быть лидером — только «одной из наиболее активных».
Второй «звездный час» в ее жизни наступил на Урале весной 1942 года, когда она невероятными усилиями вызволила мужа из тюрьмы и добилась полного его оправдания. При своем «хождении по мужам» она перебывала почти у всего городского златоустовского и районного новозлатоустовского начальства и, видимо, запомнилась не одному начальнику. Во всяком случае, спустя несколько дней после освобождения мужа, ее вызвали в райком партии и дали ей, беспартийной, сразу два партийных поручения. Во-первых, создать женсовет и развернуть его работу. Во-вторых, заполнить вакансию заведующего районным отделом народного образования, поскольку никакой другой подходящей кандидатуры
