увезти оборудование, как Тибет увидел ангела смерти, Самаэля, опускающегося сквозь потолок.
«Я видел его в буквальном смысле, – говорит Тибет. – Он выглядел как столб тусклого фиолетового света. Фигура не была человеческой, у нее не было лица, но она двигалась. Свет прошел сквозь потолок по диагонали прямо вниз. На секунду он вытянулся от постели до потолка, затем свернулся в себя и исчез, оставив большой черный куб, напомнивший мне о черных дырах, о которых я читал в книгах. Такое впечатление, что куб был сделан из сверхтяжелого свинца и высасывал энергию из окружающего пространства. Мне сообщили, не знаю как, что это психопомп. Ангел смерти явился не за душой, а чтобы оставить психопомпа, который ее поведет. Это интересно, поскольку во многих культурах считается, что после смерти душа остается в теле на несколько дней. Кто-то скажет, что все дело в морфине, но с моим сознанием все было в порядке. Я находился в здравом уме. Когда мне вкалывали морфин, у меня были чудесные трипы, но это продолжалось не очень долго. Галлюцинации быстро прекращаются, хотя болеутоляющее воздействие остается. Посещение произошло в три часа ночи, после инъекции морфина прошло уже много времени. Боль возвращалась, но я понимал, что происходит».
Практически каждый альбом Current 93 и Nurse With Wound до определенной степени совместный, настолько связаны между собой эти группы. Однако Bright Yellow Moon 2001 года – попытка Тибета осмыслить больничный опыт – можно назвать их первым действительно общим проектом. До того роль Стэплтона в Current 93 сводилась к подчеркиванию мрачных размышлений Тибета, а здесь он раскрывает их в галлюцинаторном саундтреке, усиливающем и искажающем страшные видения Дэвида. Первая вещь, «Butterfly Drops», возвращает слушателя к трубадурному стилю Of Ruine Of Some Blazing Starre. За исключением аскетичной гитары Майкла Кэшмора, на нем ничто не освещает путь звукам Стэплтона – последним вдохам огромного железного легкого – и медленному рассказу Тибета. Старая вокальная истерия ушла; теперь он вещает откуда-то издалека. «Ты думал, что слушаешь вечером радио», – шепчет он. Семнадцатиминутная «Disintegrate Blur 36 page 03», основная композиция альбома, представляет собой медленную процессию, движущуюся под искусственным освещением с лязгом водопроводных труб глубоко в недрах больницы. Великолепный рефрен Тибета, который он еле поет, неторопливо следует по спирали через всю композицию и посвящен тем, кто страдает и потерян. В «Mothering Sunday (Legion Legion)» Стэплтон представил едва ли не балаганную нарезку из звуков разбивающегося стекла, грозных шагов и марширующих оркестров, сопровождающих рассказ Тибета о лихорадке, преследовавшей пациентов его палаты: «Все пустяки уплывают прочь».
«Nichts» – сплошная стена белого шума, маскирующая тирады помешанного проповедника, – медленно уступает дорогу «Die, Flip Or Go To India», резко меняя перспективу и подчеркивая жуткую искусственную тишину палаты, иногда нарушаемую звоном хирургических инструментов и шипением трубок. Все заканчивается печальной красотой акустической композиции «Walking Like Shadow», в которой Тибет сетует, что даже постоянное присутствие смерти не способно растопить наши сердца и пробудить спящих.
В октябре 2002 года я спросил Тибета, что он вынес из этого опыта. «То, что мы все умрем, – ответил он. – То, что всех нас будут судить. Раньше для меня это была лишь теоретическая мысль – ведь люди не думают всерьез, что однажды умрут. Но мы все умрем. Это может случиться в любую минуту. Нас будут судить, нас приведут к престолу, а вокруг будут ангельские формы и демонические. Еще я вынес, что мир – поле боя многих измерений и что последней будет битва божественного с дьявольским». Он рассказал о странном переживании, возникшем у него в больнице. «Помните такие маленькие игрушечные яйца? Эти желтые яйца крутились все быстрее и быстрее, а потом раскрывались, как цветок, и внутри оказывался цыпленок. Я начал составлять список того, что сделаю, когда меня выпишут: избавлюсь от неважных вещей, от того, что мне не нужно. И вот я лежал в палате, смотрел в потолок, мысленно освобождаясь от всего лишнего, и точно так же, как видел ангела смерти, я увидел такое желтое яйцо. Оно крутилось все медленнее и постепенно закрывалось. Я видел старые привычки, старые структуры, которые сворачивались и проявлялись внутри меня как Империя. Я не знал, как их остановить. А потом – бац. И я снова закрылся».
Послесловие.
Проснется ли он к закату?
Перечитывая «Эзотерическое подполье Британии», я поражаюсь тому, как Джон Бэланс описал своеобразное экспериментаторское, крайне эксцентричное поведение художников и музыкантов, впервые собравшихся вместе на фестивале Equinox в Лондоне в 1983 году. «Мы были очень нигилистической тусовкой, – говорил он. – И все же мы развивались и менялись, а наше творчество было долгоживущим, хотя все могло пойти совершенно иным путем и каждый из нас мог покончить с собой».
Бэланс погиб 13 ноября 2004 года, упав в состоянии алкогольного опьянения с каменной лестницы в доме, который делил с Питером «Слизи» Кристоферсоном в Уэстон-сьюпер-Мэре. Как потом это вспоминал Кристоферсон:
«Ранним вечером мы с Джонном [188] были дома. Джонн уже несколько недель был в перманентном водочном забытье, хотя в тот день он поел немного супа и принял ванну, так что был уже не в таком беспамятстве, как прежде. Я смотрел по телевизору„Приключения Шерлока Холмса“, как вдруг услышал в прихожей какой-то шум. Джонн лежал ничком на деревянном полу и тяжело дышал. Он был без сознания. Очевидно, он опрокинулся через перила и пролетел три с половиной метра, приземлившись на голову. Я вызвал скорую – они приехали уже через семь минут. Джонна срочно доставили в больницу, но, несмотря на все усилия врачей, он так и не очнулся. В следующие несколько часов ему стало хуже, и в 21.20 врачи констатировали его смерть».
Пьянство Бэланса уже давно вышло из-под контроля. Он проводил неделю за неделей в одиночестве, запершись в комнате пьяный в стельку. Когда я навещал Бэланса и Слизи в 2002 году, чтобы взять у них за выходные несколько интервью, рука Джона висела на перевязи: он повредил ее во время нетрезвой прогулки по набережной. Кози Фанни Тутти считает, что переезд в Уэстон приблизил его кончину: он сходил с ума от скуки и оторванности от энергии Лондона, в котором он нуждался и одновременно презирал. «Жить там было тоскливо, – сказала мне Кози во время интервью с ней и Крисом Картером в январе 2015-го. – Уэстон целиком состоит из пенсионеров и скучающей молодежи. Поэтому там такая тяжкая ситуация с наркопотреблением. Бэлансу не стоило уезжать из Лондона. Он там просто рехнулся от уныния. Слизи всегда находил чем себя занять, а Бэлансу нужны были внешние стимулы. Думаю, в конце концов этот переезд его и убил».
Кози предполагает, что Бэланс пошел на поводу своего исковерканного имиджа, зацементированного фанатами Coil, которые славили их как психонавтов, бороздящих внутренний космос. «Сюда примешалась и ненависть Джона к себе, – настаивает Кози. – Он знал, что сам себя разрушает, но не останавливался. Порой он звонил мне пьяным – и это нельзя было назвать благодушными разговорами. Одним из самых печальных моментов стала фраза Бэланса, когда он уже прочно встал на гедонистическую дорожку в ад: „Послушай, но поклонники ждут от меня этого“. Я ответила: „Но ты не можешь просто смириться с этим. Это твоя жизнь, нельзя отдавать ее в чужие руки. Нельзя идти на поводу у других людей, мечтающих увидеть, как твой поезд окончательно сойдет с рельс“. Однако это непросто, потому что связано с тем, кем ты, на твой взгляд, являешься, кем ты себя сделал».
Coil во время гастролей с программой Time Machines, 2000 год
В Уэстоне Бэланс каждый день после обеда, сидя в пижаме, смотрел «Ready Steady Cook» [189]. Однажды утром я наблюдал, как он вскрыл посылку с первым изданием редкой книги поэта-прорицателя Вейчела Линдсея. Отрывисто пробежав по страницам взглядом, Джон кинул книгу на пол, и она завалилась за шторы. В тот момент я подумал, что ее, вероятно, никогда уже не найдут.
В последний раз мы виделись на автограф-сессии по случаю выхода первого издания этой книги в Лондоне. Его было не узнать: из одежды на нем была только коричневая монашеская ряса с капюшоном, кожа стала болезненно-серого цвета, лицо обрамляла большая запущенная борода. И хотя есть искушение сказать, что в конце концов Бэланса погубил тот нигилизм, который он же и привнес в историю музыки, потому что он не мог больше никуда его направить, это было бы слишком большим упрощением.
И Бэланс, и Слизи, мирно скончавшийся во сне шесть лет спустя, 25 ноября 2010 года в своем новом доме в Бангкоке, разделяли
