архисложная, если учесть, что Рене и так уже вел машину по оптимальной траектории с точностью чуть ли не до волоска. И скорость на прямых, спусках и длинных кривых он держал предельно допустимую, чтобы только не вылететь. Тормоза и шины имеют свой предел нагрузки, который не перепрыгнешь. На оставшихся кругах он, в лучшем случае, сможет выкраивать дополнительно лишь десятые доли секунды.
Любая ошибка или просчет будут стоить ему драгоценного времени, но, что еще хуже, могут вышвырнуть его с трассы или из чаши автодрома. Гонщики на Монлери не раз убивались не только в гонках, но и при таких вот покушениях на рекорды, которые ничуть не менее опасны. Вскоре после ухода Рене из Maserati его бывший партнер по той команде Амедео Руджери потерял управление здесь, на Монлери при попытке установить мировой рекорд дистанции, пройденной за час. Машина его совершила пять полных кувырков, прежде чем остановилась, и Амедео умер, не приходя в сознание. Да и близкий друг Рене Станислав Чайковский погиб, вылетев, как из катапульты, за пределы чаши очень похожего автодрома в Монце. Рене приходилось силком гнать прочь такие мысли – равно как и воспоминания о собственных авариях. Ему же нужно было теперь дополнять дисциплину еще и отчаянной храбростью. [572]
На седьмом кругу поднялся ветер. Те десятые доли секунды, которые отнимал каждый встречный или боковой порыв, Рене теперь также приходилось наверстывать, но он уже был преисполнен решимости сражаться до конца. Он молнией летел по трассе, зорко высматривая до боли знакомые бугры, выбоины и входы в повороты. Придорожные газоны сливались в размытые зеленые полосы. Крошечное ветровое стекло практически не защищало лицо, и напор встречного воздушного потока трепал его щеки. При переключении передач мотор оглушительно рявкал. Все тело его давно растрясло на ухабистых участках гудронированной дороги, по которой прытко мчалась его Delahaye.
Резко влево – и на прямую. Стремительный спуск к шпильке – такой, что желудок к горлу подступает. Никакой пощады тормозам. Режь угол впритирку – выигрывай каждый дюйм. Еще прямая. Влево. Затяжной до бесконечности плавный изгиб вправо. Выход из острейшей Épingle du Faye, – и Рене со свистом врывается на автодром. Картинка в поле зрения под срезом шлема клонится на сторону при входе в наклонный вираж. Слева небо, справа бетон. Ориентация затруднена, и Рене сам себе кажется мухой, ползущей по стене. Ни рельсы, ни ограды, – взмоешь в небо и вылетишь за край, – а тут еще на каждом стыке и выбоине машину так и подбрасывает. Но удержался цепко – и вышел точно на центральную линию плоской ленты обратной прямой.
Время круга – 5:05,6. То-то же. Отбил почти полторы секунды отставания. Однако нужно теперь выжимать еще немного дополнительной скорости в каждом повороте. После восьмого круга – половины дистанции – с водокачки показали, что именно это ему и удалось: ровно 5:05,0. Остается отыграть пятнадцать секунд на восьми кругах – и «Миллион» в кармане. Уверенности в своих силах у Рене стало прибавляться.
На каждом из следующих четырех кругов – с девятого по двенадцатый – он и в борьбе с порывами ветра сумел показать на этой трассе с двадцатью поворотами, включая восемь закрытых, и двумя шпильками время даже чуть лучше 5:05. Он поймал ритм езды, слился воедино с Delahaye, – и вдвоем они действительно приручили трассу. Теперь так держать. Каждое мгновение, до победного.
Оставалось четыре круга и меньше шести секунд дефицита.
На трибуне Люси и Лори пристально смотрели на собственные часы и мысленно умоляли Рене ехать еще быстрее. Внизу, на пит-лейн, то же самое делали мсье Шарль и Жан Франсуа. Их машине и их гонщику нужно было продержаться четыре последних круга.
Теперь уже и многие из журналистов, поглядывая на собственные хронометры, начали подозревать, что Delahaye сорвет куш.
Тринадцатый круг Рене проходил чуть опасливее предыдущих, понимая, что от постоянных резких торможений и ускорений шины, особенно задние, у него сильно истерлись. Ему ли не знать, чем это чревато, а у трассы теперь еще дежурил и представитель Dunlop, готовый в любой момент просигнализировать ему об опасности, если какая-либо из покрышек протрется до корда. Если такое случится, это будет означать в лучшем случае конец рекордного заезда, а в худшем, – если на полной скорости лопнет камера, – и катастрофу со смертельным исходом лично для него. Но пока что человек из Dunlop никаких тревожных знаков не подавал.
На подъезде к автодрому в конце тринадцатого круга Рене вдруг учуял в воздухе запах гари. Что такое? Впереди шпильку du Faye заволакивал дым с прилегающего поля. Кто-то там удумал жечь сухой бурьян. Надо бы сбавить скорость из-за плохой видимости, но нельзя, – время не ждет.
Поворот Рене знал на память и решил ей довериться и рискнул пройти его вслепую. Он нажал педаль газа – проскочил окутанную дымовой завесой шпильку – и вырвался из серой мглы прямо ко въезду на автодром, но круг этот завершил чуть медленнее: 5:05,3.
Однако заветный результат по-прежнему был в досягаемости. Оставалось пройти три круга. На четырнадцатом Рене, молнией блеснув по прямым и поворотам, поставил личный рекорд: 5:03,9. За два последних круга ему теперь оставалось заделать лишь крошечную дырку во времени – меньше, чем полсекунды.
Все на автодроме, но более всех Люси, глядя на уносящуюся на пятнадцатый круг Delahaye, ощутили, что в воздухе все гуще пахнет «Миллионом».
Рене для выигрыша нужно было теперь пройти оба оставшихся круга чуть быстрее пяти минут семи секунд. А на предыдущих шести кругах он именно это и делал стабильно. Журналисты уже вовсю что-то строчили в своих блокнотах. Кинооператор старательно наводил объектив камеры на резкость, чтобы вылетающая через узкие ворота на дорожный участок машина оставалась в фокусе. Шушу торопливо передавала по телефону время последнего круга на водонапорную башню, чтобы оттуда успели порадовать Рене отличными цифрами, которые он показал. Глава Delahaye и его инженер-конструктор молились неведомым богам, чтобы двигатель и шасси не подвели.
Рене стрелой пронесся вниз под горку по длинным прямым до Lacets de Couard, затем дошел Épingle des Bruyères. Там в траве у входа в шпильку скакал представитель Dunlop по фамилии Кесса́, и отчаянно молотил в воздухе руками, сигнализируя, что дальше Рене ехать нельзя. Резина стерта до белой тканевой ленты индикации предельно износа, и шина теперь может лопнуть в любой момент.
Да пусть они катятся к черту со своими шинами! – подумал Рене и помчался дальше. Нельзя ему ни сомневаться, ни колебаться. Пятнадцатый круг он
