Санкт-Петербурга, мэр этого замечательного города сделал мне перед концертом предупреждение.
Он слышал, что я – гей, и попросил, чтобы я это не афишировал и не упоминал со сцены о гомосексуализме (что уже в 1999 году в России считалось «психическим заболеванием»). И сказал: если я так сделаю, меня арестуют.
Я был в ужасе и сначала задался вопросом: а надо ли мне лезть на рожон. Выйти и завернуться в радужный флаг? Или прицепить невидимый значок по защите прав гомосексуалистов? Откопать свою футболку Тома оф Финлянда, в которой я был, когда встретил Энди Уорхола?
Я не стал ничего делать. Во-первых, потому что это отразилось бы на группе, а они совершенно ни при чем. Во-вторых, потому что я не такой. Никогда не был активистом – всегда оставлял это тем, кто лучше в этом разбирается. Во всяком случае, пока.
Но главным образом я понял, что ничего не надо делать. Достаточно будет просто выйти, отыграть, быть собой и гордо и дерзко повелевать многотысячной толпой российских фанатов. Я такой. Смиритесь!
Как я сказал в интервью одному журналу, мне не нужно было выходить и размахивать радужным флагом. Я и есть радужный флаг металла. Поэтому в Питере мы просто отыграли обычную программу Priest. И это был замечательный концерт.
После России мы проехались по Скандинавии, Германии – там нас принимают как королей с 1975 года! – и Австрии. 8 мая 2012 года, когда мы были в Чехии, папы не стало.
Мы должны были выйти на сцену в Пардубице, и Сью позвонила из дома престарелых. Она сидела возле кровати папы с его сестрой, моей тетушкой Пэт. «Говорят, он может нас покинуть в любую минуту, Роб, – сказала она. – Хочешь с ним попрощаться?»
– Да.
Сью поднесла трубку к его уху. Я сказал ему то же, что и в последнюю нашу встречу в Уолсолле: «Пап, не мучай себя. Ты прожил замечательную жизнь. Прощай. Мы обязательно увидимся».
Отец был слишком слаб, чтобы ответить. Но хочется думать, что он меня понял. Он ведь всегда понимал.
Я повесил трубку. Мы вышли на сцену. Когда мы отыграли, Томас сказал, что Сью снова звонила, папы больше нет. Я перезвонил ей, и мы поговорили. Было грустно – ведь мы потеряли любимого родителя, – но мы оба знали, что он умер легкой смертью. Пришло его время.
Спустя десять дней я прилетел домой из Сан-Себастьяна, Испания, на похороны. Это была та еще морока – пришлось пробежать через аэропорт Барселоны и едва успеть на пересадочный рейс в Манчестер, затем взять такси до Уолсолла. Не до этого мне было в день, когда я хоронил отца.
Сама церемония была трогательной. Мама была в коляске. Папу она не видела с тех пор, как его забрали в дом престарелых годом ранее, а теперь его гроб заносили в церковь. Несущие гроб остановились, проходя мимо мамы, и она трясущейся рукой на пару секунд до него дотронулась.
Там лежал он. Парень, с которым она прожила больше шестидесяти лет своей жизни и воспитала троих детей. Теперь он наконец обрел покой.
Я заранее знал, что не люблю произносить все эти свадебные речи… Теперь я понял, что и надгробную речь произносить не умею. Струсил и не стал говорить на похоронах отца. Найджел сказал за всех троих детей. Но после похорон я сильно пожалел, что ничего не сказал.
Я посидел на поминках… И сразу же улетел в Бельгию продолжать тур. Ребята из Priest сделали мне сюрприз: оплатили крохотный личный самолет «Хонда» до Антверпена. В тот же вечер мы собрали арену. Концерт помог отвлечься от грустных и печальных мыслей.
Хотя бы на время.
Спустя три дня я вернулся в Англию, где мы завершили тур Epitaph концертом в Hammersmith Apollo (хотя, честно говоря, он для меня всегда будет «Одеоном»!). Служебный вход там с другой стороны площадки, поэтому перед шоу всегда собираются фанаты.
Мы немного опоздали, поэтому я опустил голову, и Джим Сильвия провел нас через толпу, поскольку знал, что времени поболтать с фанатами нет. В кои-то веки я проигнорировал руки, тянущиеся ко мне, просьбы сфотографироваться… и голос, который услышал: «Эй! Эй, Роб!»
Мы зашли внутрь, Джим закрыл за нами дверь, и Томас мне улыбнулся. «В курсе, что ты сейчас самого Джимми Пейджа продинамил?» – спросил он.
– Что?!
– Джимми Пейджа! Он прямо у двери стоял и поздоровался с тобой!
– Сильвия! Открой-ка эту чертову дверь!
Джимми все еще стоял на улице, и я подозвал его внутрь. Начал лихорадочно извиняться перед одним из своих кумиров. Бормотал, переходя на свой говор.
«Джимми, мне ужасно неловко, дружище! Я тебя не видел! Сначала встречаю тебя в вертолете и мы не можем поговорить, а теперь вот это! Я дико котирую Zep! Черт возьми! Некрасиво получилось!»
Джимми широко мне улыбнулся и сказал: «Не парься!»
И тут мне в голову закралась мысль: «А ты-то что здесь делаешь?»
– А, да просто болтал с фанатами! – улыбнулся он. Милейший парень, ни грамма пафоса.
Пока мы колесили по миру, я часто думал об Уолсолле. Мама уже не могла жить одна в бунгало, да и не хотела. На помощь пришла Сью и перевезла ее в дом для престарелых… И маме там понравилось. Мы знали, что она в хороших руках.
А в Штатах продолжался судебный иск с Джоном Бакстером, и мой адвокат Дэвид Штейнберг рекомендовал нам с Джоном как-то договориться, чтобы избежать похода в суд. Но ничего не вышло. Мы пытались, но каждый уперся рогом.
Так что мы с Джоном предстали перед судом и пришли к соглашению. Я не вправе разглашать детали, да и не хотел бы этого делать, но остался доволен, и таким образом эта беспокойная глава моей жизни закончилась.
Я был чрезвычайно рад тому, что все позади. Теперь настало время двигаться дальше.
Теперь, после того как тур Epitaph с Ричи оживил и воскресил Priest, мы знали, что обязательно выпустим еще один альбом. Договорились, что в середине 2013-го начнем работать в студии Гленна над пластинкой Redeemer of Souls («Искупитель душ») и Гленн будет продюсером.
Ричи занял место Кена в нашем творческом триумвирате. После «Эпитафии» он окончательно вписался в группу и привносил множество новых идей и энергию в песни. Все было круто с самого начала.
На заглавный трек – и обложку альбома – я придумал образ Мстителя наподобие Мэла Гибсона в фильме «Безумный Макс». Этот Мститель искушает души хеви-металом:
На горизонте приближается незнакомецПочувствуй жар, и он трясется от страха
Как продюсер Гленн проделал фантастическую работу с Майком Экзетером, метал-продюсером и звукоинженером, который много лет сотрудничал с Тони Айомми и Sabbath. Но проблемы Гленна как гитариста продолжились.
Он по-прежнему был мощным гитаристом
