Но пока до чествования еще далеко. В июле 1819 года в Оденсе появилась новая актриса, некая фрекен Хелена Хаммер, с которой Андерсена познакомил местный актер, игравший комические роли. Актриса собиралась ставить одну из пьес Хольберга, в которой актер играл главную роль. Андерсен стал бывать у нее, довольно легкомысленной дамы. Она же играла с ним, используя его для передачи любовных записочек и обещая взять с собой в Копенгаген и ввести в столичное артистическое общество. Фрекен Хаммер вскружила голову не только Хансу Кристиану, но и его матери, обстирывавшей ее за пустые посулы целый месяц. Но вот наконец наступил назначенный для отъезда срок, но дама никуда не поехала, поскольку была в долгах как в шелках, и Андерсен отправился в столицу один. Перед отъездом он пошел к издателю местной газеты Кристиану Иверсену, авторитетному в Оденсе человеку и большому знатоку театра (полковник Хёг-Гульдберг находился в это время в отъезде), и попросил у него рекомендательное письмо к кому-нибудь из копенгагенских актеров. Сначала Иверсен пытался отговорить Андерсена от рискованного предприятия, но юноша ответил, что если бы он принял его совет, то совершил бы великий грех (очевидно, намекая на евангельскую притчу о зарытом в землю таланте). Ошеломленный Иверсен написал ему рекомендательное письмо к известной столичной танцовщице Анне Маргрете Шалль, искусством которой в то время восхищались оденсейские театралы, ни разу ее на сцене не видевшие. После этого удовлетворенный Андерсен разбил свою копилку, в которой оказалось 13 ригсдалеров[35], и стал готовиться к отъезду. Он выехал из Оденсе 4 сентября 1819 года с небольшим узелком и 10 ригсдалерами в кошельке (три из них пошли на оплату кучеру почтовой кареты, согласившемуся довезти его от городских ворот Оденсе до Копенгагена). В карете на тех же условиях ехала одна шапочная знакомая его матери Софи Шарлотта Хермансен, дама средних лет, одно время служившая в Замке кормилицей наследного принца Фердинанда. Она ехала повидать сына, учившегося в столичной гимназии.
Утром в понедельник 6 сентября[36] карета подкатила к холму Фредериксберга, пригороду Копенгагена, и Андерсен впервые увидел витые шпили датской столицы. Он был на пороге трех голодных, радостных и бесприютных лет.
Глава третья,
в которой рассказывается о том, как трудно стать актером
Как и любой другой человек, приехавший в незнакомый город, Андерсен остановился в ближайшей гостинице. Отправившись в город, он почти сразу обнаружил Королевский театр и по-хозяйски обошел его, осматривая со всех сторон. К юноше тотчас подступил уличный торговец билетами, предложил свои услуги и спросил, на каком месте господин предпочел бы сидеть. Ханс Кристиан с благодарностью согласился взять билет, но продавец потребовал за него деньги. Услышав от деревенщины отказ, он зашипел от злости, а Андерсен поспешил прочь.
На следующий день он с утра направился к балерине Шалль и позвонил ей в дверь. К нему вышла горничная с корзинкой на руке. Окинув взглядом переделанный из пальто костюм, грубые сапоги с заправленными в них брюками и нахлобученную на глаза шляпу, она дала Андерсену монетку и поспешила по своим делам. Пришлось ему остановить ее и подробно изложить цель своего визита, после чего его впустили в дом.
Госпожа Шалль была удивлена его появлением и адресованным ей письмом. Никакого господина Иверсена она не знала. Почувствовав, какой неприятной стороной оборачивается для него дело, Андерсен тут же стал горячо убеждать ее, что театр — это цель всей его жизни. Он умеет петь и танцевать и даже помнит наизусть роли. Сейчас он продемонстрирует ей сцену из «Золушки», пусть только она позволит ему снять сапоги.
И Андерсен стал прыгать по комнате в носках, размахивая шляпой, изображавшей бубен. Ошеломленная подобным напором и бесцеремонностью, госпожа Шалль приняла самозваного актера за сумасшедшего и сказала, что ничем не может ему помочь. А Андерсен тут же ударился в слезы, умоляя хозяйку взять его на работу хоть посыльным или каким угодно помощником на любых условиях, только бы она ему помогла. Смутившись, балерина пожалела несуразного юношу и пригласила его иногда приходить к ней обедать; возможно, она замолвит за него слово перед балетмейстером.
Так Андерсен снова оказался на улице. Немного успокоившись, он вспомнил, что Иверсен обещал написать о нем известному в то время поэту, журналисту, педагогу и языковеду Кнуду Люне Рабеку[37], жившему в своей усадьбе Баккехюсет на окраине города во Фредериксберге. И он тут же к нему отправился. Иверсен действительно писал о нем Рабеку, и тот посоветовал Андерсену обратиться к тогдашнему директору театра камергеру Фредерику Конраду фон Хольстейну. Однако визит к нему следующим утром оказался для Андерсена едва ли не катастрофой. Юноша сказал директору, что пришел наниматься в актеры, а тот, окинув его взглядом, ответил, что для театра он «слишком тощ»!
Андерсен попробовал отшутиться: на жалованье в 100 ригсдалеров он растолстеет быстро. Тогда директор серьезным тоном объяснил ему, что в театр принимают только людей, получивших образование.
И все-таки Андерсен не отступил; он спросил, не возьмут ли его тогда в балетную труппу. Увы, приема в нее не было до мая, но даже если бы его в труппу и приняли, жалованье ему все равно не назначат, пока он не выступит на сцене.
Окончательно расстроившийся юноша купил билет на вечерний спектакль водевиля «Поль и Виргиния», который смотрел со второго ряда галерки. «Расставание любящих до того растрогало меня, — писал Андерсен, — что я заплакал навзрыд, и сидевшие рядом дамы стали, как могли, меня утешать. В самом деле, мы видели на сцене всего только пьесу, и все, что в ней происходит, — всего лишь выдумка»[38]. Чтобы утешить юношу, одна женщина дала ему бутерброд с колбасой. На вопрос, из-за чего он так расстроился, Ханс Кристиан ответил, что представил себя Полем, а театр — Виргинией, с которой ему придется расстаться. И он тут же рассказал о цели своего приезда в столицу. Женщина еще больше пожалела его и дала еще один бутерброд и печенья. К тому же и пьеса, в отличие от романа Бернардена де Сен-Пьера, закончилась благополучно — ведь это был водевиль.
Затем Андерсен отправился к своей попутчице по почтовой карете госпоже Хермансен, согласившейся приютить его у себя на один день. Она стала уговаривать его вернуться домой. Он упрямился. После оплаты гостиницы и билета в театр у него оставался всего один ригсдалер. Теперь даже шкипер вряд ли возьмет его бесплатным пассажиром до родного острова Фюн. К тому же дома над ним посмеются и ему придется идти учеником к портному, то есть выбрать как раз ту карьеру, которую прочила ему Анна Мария. Лучше уж пойти в ремесленники в Копенгагене. Здесь для него есть хоть какая-то надежда: в столице можно ходить в театр.
