определяем политический, экономический и нравственный климат планеты, ждущей от нас ответственного, подлинно демократического и цивилизованного подхода к решению сложных, но, как мне кажется, далеко не безнадежных проблем. Призываю вас, дорогие друзья, проявить максимум терпения и взаимопонимания, политической гибкости в достижении столь необходимого нам компромисса».
Благодаря накопленному опыту нам удалось подняться на совершенно новый уровень понимания современных задач государственного строительства и межгосударственных отношений. Главное – мы сумели избежать пагубного разделения по этническим, конфессиональным и другим признакам, изначально несущего в себе идею противостояния и недоверия. Соединив в искреннем дружеском объятии Восток и Запад, мы достойно ответствовали чаяниям миллионов людей разных национальностей, с тревогой следивших за развитием событий. С особой гордостью я говорю о том, что в столице Казахстана шаг навстречу друг другу мы сделали без подсказки «сверху», без указующего перста какого бы то ни было «авторитетного дяди» из Центра.
Итак, образовалось Содружество Независимых Государств.
Уильям Таубман в книге о Горбачёве писал: «После встречи советских руководителей в Алма-Ате… фактически был подписан приговор Горбачёву». Сказано не совсем точно. Во-первых, в те дни в Алма-Ате собрались не советские руководители, а президенты новообразованных независимых государств. Во-вторых, приговор Горбачёву вынесло само Время. А свершение этого акта ускорил сам Горбачёв.
Вполне естественно, что на алматинской встрече обсуждался вопрос о президенте СССР. Мнений на этот счет набралось превеликое множество. Я предложил решить этот вопрос, максимально приблизив его к международным правовым нормам, а именно – принять уход М. С. Горбачёва с должности на последней сессии Верховного Совета СССР. Однако руководители России, Украины, Беларуси и других республик сослались на то, что высшие органы независимых государств уже приняли решение об отзыве своих представителей из союзного парламента. То есть не будет соответствующего кворума. Такова объективная истина.
Эту проблему Горбачёв решил сам.
Пожалуй, сегодня многие согласятся с тем, что это был уникальный по степени благоразумия вариант, когда постсоветские республики быстро пришли к консенсусу ради общего будущего. Конечно, в свое время не раз задавался вопрос: не противоречит ли это результатам всенародного референдума о судьбе Советского Союза? С формальной точки зрения – да, противоречит. Но я хочу напомнить, что даже на этом маршруте казахстанцы голосовали не за «спущенную» из Центра туманную директиву, а за концепцию, принятую Верховным Советом республики. Также хочу отметить другой момент. Мы всегда учитывали амплитуду конкретно взятого периода и всегда стремились предотвратить бездарный и бесславный конец страны. В этом отношении наша совесть чиста. О Горбачёве тоже можно сказать, что он держался достойно. Во всяком случае, перед своим уходом он не запятнал свои руки людской кровью.
«В 1991 году я отдал власть. Я ушел сам, чтобы избежать кровопролития. И все», – писал Михаил Сергеевич. Это правда. Легко только говорить, что он не мог поступить иначе после кровопролитий в Алматы, Тбилиси, Ереване, Вильнюсе, Риге, Баку, Кишиневе. В самом деле, Горбачёв в последние годы все меньше опирался на силовые структуры. Если бы он озаботился этим, возможностей у него было предостаточно. По поводу Беловежского соглашения есть такое наблюдение Евгения Примакова: «Горбачёву явно не хватило решительности. Не требовалось даже никого арестовывать. Достаточно было дать команду войскам Белорусского округа взять в кольцо Беловежскую пущу и изъять документы, которые заговорщики подписали на коленках, подбадривая себя немалым количеством выпитого. Думаете, они не боялись ареста?»
Известно, что на следующий день после Беловежья Горбачёв пригласил Ельцина в Кремль, тот задавал вопрос: «Меня не арестуют?» Горбачёв хотел пригласить в Кремль и Кравчука, и Шушкевича, но они не посчитали нужным отчитываться за свои действия. Странная ситуация: президент приглашает, а руководители республик, входящих в состав страны, не являются. И президент терпит все это.
Я был участником того разговора от начала до конца. Было стыдно даже слушать это. Стыдно и писать. Поэтому хочу предоставить слово Сергею Плеханову, который в свое время написал книгу обо мне. Об этой сцене рассказал ему я:
«Когда появился Ельцин, президент СССР разом подобрался, в его масленых карих глазах полыхнула подлинная ненависть. Огромный его соперник тоже зло уставился на него – видно было, что он с крепкого перепоя. Горбачёв бросился в бой: как посмели при живом президенте, что это за сепаратный сговор, растоптана Конституция…
– Вы шта, на допрос меня пригласили? – тяжело скосив покрасневшие белки глаз на хозяина кабинета, просипел Ельцин. – Вы уже не президент.
Он встал, обошел вокруг стола и, тыча в кресло, в котором съежился Горбачёв, весомо сказал:
– Здесь буду сидеть я. Я!
– Как это не президент, – завелся Михаил Сергеевич. – Кто главнокомандующий? Кто гарант Конституции?
И полилась отборная брань. Ельцин в долгу не остался. Перепалка продолжалась полтора часа, пока враги – да, враги, теперь уже не было сомнений в этом! – не высказали всего, что думали друг о друге. Назарбаев пытался поначалу подавать примирительные реплики, но спорящие не реагировали на них, и он оставался безмолвным свидетелем последнего действия драмы, погубившей Советский Союз. Взаимная ненависть двух людей, поставивших собственные властные амбиции выше интересов государства, сделала то, чего не могли добиться враждебные армии. На глазах его разыгралась сцена, многократно повторявшаяся в прошлом: из-за мелких страстей гибли большие и малые державы, разрушались династии, происходили религиозные расколы. Нельзя было получить более предметного урока накануне независимости собственного Отечества».
Слушая перепалку Горбачёва и Ельцина, я вспомнил, как приступал к руководству страны Михаил Сергеевич.
Выступая на июльском совещании с первыми секретарями центральных комитетов компартий союзных республик, крайкомов и обкомов партии, М. С. Горбачёв прямо сказал: «Нам нужно сейчас свой авторитет крепить делом, одерживать каждый день, каждую неделю, каждый месяц хотя бы малые победы. Нам надо, чтобы завтра был бы “расшит” какой-либо дефицит, решен острый экономический вопрос, налажена работа транспорта». В соответствии с этим после возвращения в Алматы я тоже говорил: «Отсюда следует, что нельзя распыляться, хвататься сразу за многое. Необходимо сосредоточить усилия на двух-трех актуальных проблемах экономики и обеспечить их кардинальное решение в первоочередном порядке. Выбор этих проблем – за местными партийными органами». Говорил так, потому что я верил инициатору перестройки.
Несомненно, что перестройка коренным образом изменила наши представления о мире и о нас самих, об истинном мериле общечеловеческих ценностей. Центральный комитет партии и его руководство, признавая ошибки прошлого, в апреле 1985 года резко поменяли политический курс партии, сделав решительный шаг в сторону демократизации советского общества. Для осуществления перестройки партия взяла на себя всю ответственность перед народом. В результате этого мы стали свидетелями
