Однако Кастро пришел в ярость, узнав о приговоре, и потребовал повторного разбирательства. Его слово было законом, поэтому быстро созвали еще один трибунал, и хотя не было представлено никаких новых улик, летчики были признаны виновными и получили длительные тюремные сроки. «Революционная дисциплина основана не на букве закона, а на моральных убеждениях», — объяснил Кастро, и эта сокрушительная формулировка потрясла даже некоторых его сторонников. Он сказал, что бомбили пилоты мирных жителей на самом деле или не бомбили, неважно. «Поскольку эти пилоты принадлежали к военно-воздушным силам… Батисты, — заявил Кастро, — они преступники и должны быть наказаны».
Даже такая неприкрытая демонстрация авторитаризма не лишила Кастро популярности. Кубинская революция сдержала слово, обеспечила давно назревшие социально-экономические перемены, и многие кубинцы по-прежнему считали, что Кастро служит добру, пусть и с некоторыми перегибами.
* * *
Апрельским днем 1959 года Пепин Бош работал в своем кабинете в Гаване, когда ему позвонила Селия Санчес, близкий друг и помощница Фиделя. Кастро принял приглашение выступить перед Американским обществом редакторов газет в Вашингтоне в конце месяца, и Санчес помогала ему организовать поездку. «Доктор Кастро попросил меня позвонить вам, — сказала Селия. — Он хотел бы, чтобы вы сопровождали его в Соединенные Штаты».
Бош уже понял, что Кастро понемногу узурпирует государственную власть, все откровеннее выражает враждебность к Соединенным Штатам и не прекращает расстрелы (к 11 апреля было казнено не меньше 475 человек), поэтому чувства его к «Líder Máximo» несколько остыли. Бош был человеком достаточно гибким — в конце концов, компания «Бакарди» по-прежнему была коммерческим спонсором программы «Встреча с прессой» на телеканале «Си-Эм-Кью», — однако его признаки зарождающейся на Кубе диктатуры его тревожили. Он попросил Санчес поблагодарить Кастро за приглашение, но сказал, что завален работой — ведь последние два года он провел в изгнании за границей.
Несколько часов спустя телефон Боша снова зазвонил. На сей раз это был сам Кастро. «Сеньор Бош, — почтительно сказал Фидель, обрушив на президента «Бакарди» всю мощь своего дара убеждения. — Вы не можете мне отказать. Отправиться со мной в Вашингтон — ваша обязанность». Бош согласился поехать. «Я был вынужден толковать происходящее в его пользу, — объяснял он впоследствии. — И не знал, правильно я поступаю или нет».
Прежде Бош никогда не встречался и не разговаривал с Кастро, и поездка в США позволила ему многое узнать об идеях и стиле Кастро. На самолет в Майами Фидель опоздал на два часа, заставив Боша и остальных сопровождающих ждать в аэропорту. Бош сразу же заметил, что он единственный бизнесмен в свите. Очевидно, Кастро решил, что присутствие такого человека в официальной делегации даст понять, что новое кубинское правительство намерено уважать интересы деловых кругов и готово сотрудничать с теми капиталистами, которые искренне хотели блага своей стране. Бошу, однако, было бы уютнее, если бы у него была компания. Когда Кастро наконец появился, вид у него был такой, словно он только что спустился с гор — непричесанный, неряшливо одетый в поношенную мятую военную форму, с пистолетом на поясе. Секретарша Фиделя сидела во время полета рядом с ним и приводила в порядок его ногти. Бош занял место рядом с Эрнесто Бетанкуром, блестящим молодым экономистом, который был официальным представителем Движения 26 июля в Вашингтоне, а затем стал управляющим Кубинского внешнеторгового банка. Министр финансов Руфо Лопес-Фрескет и друг Боша Фелипе Пасос, президент центрального банка, также летели вместе с Кастро. Ни Рауля Кастро, ни Че Гевары с ними не было.
По пути в Вашингтон Кастро расхаживал по проходу и непринужденно беседовал с членами делегации. Подойдя к Пепину Бошу, Кастро присел на корточки рядом с ним, словно учитель перед учеником. Это была первая встреча этих выдающихся людей, каждый из которых был непоколебимо уверен в собственной правоте, однако сомневался в собеседнике.
— Сеньор Бош, — попросил Кастро, — как вы думаете, что мы можем сделать для кубинской экономики?
Неопрятный партизанский вожак старался как можно сильнее подчеркнуть, насколько он отличается от маленького лысого бизнесмена в элегантном костюме-тройке.
Бош, который годился Фиделю в отцы, посмотрел на него сверху вниз со своей знаменитой ледяной улыбкой.
— Что касается наших ресурсов, — начал он негромким высоким голосом, — то у нас есть железо, никель, марганец, кобальт и Ханабанилья. — Он имел в виду крупную гидроэлектростанцию, которая строилась в провинции Лас-Виллас. Бош уже давно ратовал за строительство гидроэлектростанций на Кубе и в предыдущие годы много сделал для того, чтобы воплотить проект строительства плотины на реке Ханабанилья. — Значит, мы определенно можем выплавлять сталь и даже, возможно, высококачественную.
Очевидно, эта идея пришлась Кастро по душе, — он часто говорил, что пора покончить с зависимостью Кубы от сахарной промышленности. Глаза у него заблестели.
— Вы считаете, мы сможем производить больше, чем Штаты? — спросил он.
Такая постановка вопроса огорошила Боша своей явной наивностью — а еще тем, как много она говорила об одержимости Кастро.
— Что вы, Фидель, конечно, нет! — ответил Бош. — О чем вы говорите?!
Но Кастро еще не закончил.
— Посодействуйте мне, — попросил он.
Бош как самый уважаемый бизнесмен на Кубе обладал колоссальным влиянием на коллег-промышленников. Лидеры профсоюзов считали, что Бош — работодатель, честно обходящийся с работниками и искренне стремящийся найти общий язык с представляющими их союзами. Кастро мечтал создать коалицию между предпринимателями и рабочей силой для поддержки своего революционного проекта.
Оказавшись у власти, он потребовал увеличить зарплату рабочим во многих отраслях, но при этом запретил забастовки и приостановление работ, заявив, что рабочие и руководство должны сообща трудиться на благо революции.
— Вы можете мне помочь, — снова сказал он Бошу.
В ближайшие годы Бош много раз вспоминал об этом разговоре с Кастро по пути в Вашингтон и всегда подчеркивал, что отказался помогать Кастро. По его словам, сказал он следующее:
— Мы, капиталисты, рабочих не боимся, но нас пугает сочетание рабочей силы и правительства. Ваша система предполагает доминирование рабочей силы — как при Батисте. Вы хотите контролировать рабочих — и хотите контролировать частное предпринимательство. Так вы помощи не получите. Если вы хотите, чтобы я вам помогал, вам придется разрешить выборы и предоставить рабочим свободу, которой они добиваются. Тогда вы увидите, как процветает наша страна.
