научность и авторитетность, плоский позитивизм и биологизм трактовки социальности, истории, сущности человека, который распространяется этой литературой, или, точнее, заложен в способе репрезентации ею ценностей, отсекает традиционные, уже сильно разрушенные радикалы христианской этики или близких к ней нравственных конструкций жизненного мира и оживляет архаические или магические внеморальные представления о человеческой сущности. Может, однако, статься, что эти представления не столько «оживляются», сколько в силу необходимых обстоятельств принимают внешнее подобие, известную гомоморфность секулярных этических и, что крайне важно, антиисторических воззрений.
От имени «жизни», под которой для одних подразумевались совершенно определенные темы и нормы их развития, не имеющие ничего общего и даже просто права на существование для других, узаконивалось не только введение новых ценностных мотивов, но и новая экспрессивная техника их репрезентации. Актуализация подобных идеологических механизмов (можно указать также на другие столь же «пустые» ценностные формы: «время», «эпоха» и др., позволяющие устранить заинтересованность субъекта суждения, перенося его характеристику на проблематизированный объект) является симптомом дифференцирующейся системы.
См., например: Krysmanski H. Die utopische Methode: Eine literatur– und wissenssoziologische Untersuchung deutscher utopischer Romane des 20. Jahrhunderts. Köln; Opladen, 1963; а также: Дубин Б. В., Рейтблат А. И. Социальное воображение в советской научной фантастике // Социокультурные утопии ХХ века. М., 1988. Вып. 6. С. 14–48.
Можно указать, делая, правда, все необходимые оговорки, на неслучайные совпадения: первая утопия появляется у Платона, давшего учение об идеях – общих, универсальных понятиях.
Вот данные одного из немногих специальных исследований чтения фантастики (Альтов Г. Фантастика и читатели // Проблемы социологии печати. Новосибирск, 1970. Вып. 2. С. 74–91). Из всей подборки читателей НФ 70,2% составляют учащиеся: главным образом школьники – 30,7%, студенты – 20,6% (из них естественники – 13,1%, гуманитарии – 7,5%), а также представители технических специальностей: 16,7% (для сравнения, врачи – 7,3%, литераторы – 6,7%). Поскольку в нашей культуре достижительские определения записаны за мужскими ролями, то естественно, что мужчины среди читателей НФ будут преобладать – их 69%.
Долгий В. М., Левада Ю. А., Левинсон А. Г. К проблеме изменения социального пространства-времени в процессе урбанизации. С. 26.
Альтов Г. Указ. соч. С. 79.
См. подробнее: Der wohltemperierte Mord. Frankfurt a.M., 1971; Marschee E. Die Kriminalerzählung: Theorie, Geschichte, Analyse. München, 1972.
Для этих регионов переводные романы имеют то же значение универсализирующих посредников, что в свое время переводы с английского, французского для русской читающей публики.
Координаты последующего анализа определены концептуальными разработками Ю. А. Левады и его соавторов. См.: Долгий В. М., Левада Ю. А., Левинсон А. Г. Урбанизация как социокультурный процесс // Урбанизация мира. М., 1974. С. 19–31; Они же. К проблеме изменения социального пространства-времени в процессе урбанизации // Урбанизация и развитие новых районов. М., 1976. С. 25–37.
Разумеется, любое сообщество или систему приходится считать так или иначе интегрированными уже по определению. Вместе с тем, далеко не для любого сообщества, не на всем протяжении его существования и не для каждого его члена интеграция становится проблематичной (тематизированной), а выработка интегративных образцов и механизмов, представительство всего социального целого – конститутивной характеристикой, институциональной нормой, специфическим компонентом дифференцированного ролевого определения или, наконец, персонально принимаемой на себя «миссией». Собственно, последнее соображение и делает необходимыми как теоретически, так и исторически ориентированные исследования того, какие значения, их конфигурации и типы втягиваются в механизмы интеграции, каковы модальности их предъявления, члены каких именно групп – включая символические аспекты соответствующих статусов и ролей – и применительно к кому берут или принимают на себя функции их производства, поддержания и трансляции, на какие социальные силы и культурные традиции они при этом опираются и какие социальные и культурные движения и формы вызывают к жизни, чем определяется и как обеспечивается взаимная согласованность действий участников таким образом заданной ситуации, каковы возможный и «реальный» эффект и перспективы их деятельности и, наконец, каков ее «широкий» исторический контекст, включая противоагентов, конкуренцию интересов, иные и альтернативные интенции и традиции и т. п.
См. об этом основополагающие работы Вольфганга Изера «Акт чтения», «Имплицитный читатель» и др.
Чрезвычайно существенные для обсуждаемых проблем трансформации значений и форм образования в условиях его массовости, а тем более – особо интенсивной массовизации («культурной революции» и др.), требуют специального и развернутого анализа, что, к сожалению, выходит за пределы данного текста.
См.: Чудакова М. Без гнева и пристрастия: Формы и деформации в литературном процессе 20–30‐х гг. // Новый мир. 1988. № 9. С. 240–260; Ерофеев В. Поминки по советской литературе // Литературная газета. 1990. № 27. С. 8, и др.
См.: Гудков Л. Д., Дубин Б. В. Сознание историчности и поиски теории // Тыняновский сборник. Первые Тыняновские чтения. Рига, 1984. С. 113–124.
См.: Они же. К понятию литературной культуры // Литературный процесс и проблемы литературной культуры. Таллин, 1988. С. 119–126.
Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С. 150–151, 191, 275; близкие высказывания см. в статье Б. Эйхенбаума «В поисках жанра» (Русский современник. 1924. Кн. 3. С. 228–231).
Белинский В. Г. Собр. соч.: В 9 т. М., 1976. Т. 1. С. 139–140.
Genre. Plattsburgh, N. Y., 1968; ср.: Le Genre, Die Gattung, Genre: Colloque international. Universite de Strasbourg, 4–8 juillet 1979. Strasbourg, 1980.
Die Klassik Legende. Frankfurt a.M., 1977. S. 20. Подробнее см.: Дубин Б. В., Зоркая Н. А. Идея классики и ее социальные функции // Проблемы социологии литературы за рубежом. М., 1983. С. 47–57.
См.: Зоркая Н. А. Предполагаемый читатель, структуры текста и восприятия (Теоретические истоки, проблемы и разработки школы рецептивной эстетики в Констанце) // Чтение: проблемы и разработки. М., 1985. С. 138–175.
Тынянов Ю. Н. Указ. соч. С. 151.
Мы отвлекаемся от очевидной дифференциации идейных программ внутри самой критики, которая особенно явна при каждом очередном взрыве (или спазме) культурного развития и должна анализироваться особо; см.: Эйхенбаум Б. В. В ожидании литературы // Русский современник. 1924. № 1. С. 280–290.
См.: Дубин Б. В., Рейтблат А. И. О структуре и динамике системы литературных ориентаций журнальных рецензентов (1820–1978 гг.) // Книга и чтение в зеркале социологии. М., 1990. С. 150–177.
См. об этом: Левада Ю. А. О построении модели репродуктивной системы (проблемы категориального аппарата) // Системные исследования: методологические проблемы: ежегодник, 1979. М., 1980. С. 182–184.
Mareuil A. Littérature et jeunesse aujourd’hui: La crise de la lecture dans l’enseignement contemporain. P., 1971; Dahrendorf M. Literaturdidaktik im Umbruch. Düsseldorf, 1975; Kypriotakis A. Die Leseinteressen der griechischen Jugendlichen. Köln, 1976.
Cawelti J. Adventure, mystery, and romance: Formula stories as art and popular culture. Chicago; L., 1976.
См.: Левинсон А. Г. Макулатура и книги: анализ спроса и предложения в одной из сфер современной книготорговли // Чтение:
