из ее детства (Заза умерла в двадцать один год). Прежде чем стать экзистенциалисткой, Симона стала зазаисткой. Она любила джаз, кино, не говоря уже о страсти к виски! Она его выпила больше, чем Саган. Захватывающая книга «Сила обстоятельств» повествует о войне, увиденной из кафе Le D me и Caf de Flore. «Очень легкая смерть» (1964) – это декларация непоправимой ненависти к конечности жизни. Наконец, она дает категоричный ответ недоучкам, упрекающим французских писателей в их эгоцентризме: «Если человек раскрывает себя со всей искренностью, то втянуты оказываются так или иначе все». Я заявляю во всеуслышание: после Симоны Вейль нам следует внести в Пантеон другую Симону. Но для этого ее надо было бы выкопать с кладбища Монпарнас и отделить Бобра от печатающей Гиены… чего не удалось сделать никому, даже смерти. (Симона де Бовуар по прозвищу «Бобер» и Жан-Поль Сартр по прозвищу «печатающая Гиена» похоронены под одним надгробием. – Примеч. пер.)
Номер 6. «Романы и рассказы» Жориса-Карла Гюисманса
(1876–1891)
Мы помним, что Франсуа, главный герой книги «Покорность» Уэльбека, работал над изданием произведений Гюисманса в «Библиотеке Плеяды», прежде чем принял ислам, чтобы иметь возможность практиковать полигамию. Но вот Гюисманс входит в «Библиотеку Плеяды», и мы обнаруживаем, что Франсуа на самом деле зовут… Пьер Журд! Бьемся об заклад, что автор «Абсолютного маршала» не покорится так же быстро, как его предшественник из художественной литературы.
Теперь давайте перейдем к нашему любимому хобби: критике предпочтений «Библиотеки Плеяды»; это доказательство любви. В сборник романов и рассказов Гюисманса забыли включить такие произведения, как «Собор» (1898) и «Геенна огненная» (1903), которые, тем не менее, составляют 3-й и 4-й тома тетралогии про Дюрталя. Немного похоже на то, как «Александрийский квартет» (серия из четырех романов британского писателя Лоуренса Даррелла. – Примеч. пер.) вдруг стал бы «Александрийским диптихом». Слава богу, уже нет Поля Валери, который «бесконечно восхищался» романом «Собор» как «потрясающим кладезем знаний». Не будем жаловаться: вошли почти все художественные произведения мастера декадентства, от «Марты» (1876), истории о проститутке, до «На пути» (1895), где Дюрталь приходит в монастырь, а также «В семье» (1881), «По течению» (1882), «Наоборот» (1884), «В заливе» (1887) и «Бездна» (1891), Гюисмансу нравились короткие названия. Предисловие Андре Гюйо и Пьера Журда напоминает нам о том, что все романы Гюисманса повествуют об исканиях холостяка: он великий писатель одиночества.
Фолантен из романа «По течению» ищет хороший ресторан, Андре Жаян из «В семье» не находит подходящую жену, дез Эссент из «Наоборот» составляет каталог своих неврозов, а Дюрталь из «Бездны» – каталог своих разочарований. Гюисманс твердил то же самое, что и Модиано: последовательность не является недостатком. Литературное приключение Гюисманса, первоначально поклонника Эмиля Золя, заключалось в совершении эволюции от натурализма к мистицизму с проходом через декаданс. Грешник, который перед смертью стремится к святости: Жорис-Карл скопировал свою судьбу с судьбы Достоевского. Когда есть сомнения, Бог – это инвестиция, вполне способная окупаться вечно. Уйти из борделя в монастырь траппистов вполне логично, при условии, что ты заранее признаешься в ошибках. Мы не удивимся, если Эмма Беккер вскоре запишется в цистерцианский орден Строгого Послушания. Декадент Гюисманс придумал героя романа XX века: покинутый эгоист, который падает ниц. Его влияние на XXI век только начинается.
Остановимся на самом известном романе Гюисманса «Наоборот». Тридцатилетний герцог Жан Флорессас дез Эссент решил покинуть парижское высшее общество и запереться в своем загородном доме в Фонтене-о-Роз. Он стал самым утонченным отшельником в истории литературы, настолько, что даже оказал влияние на Оскара Уайльда, который воздал ему должное в «Портрете Дориана Грея». Этот своенравный одиночка объедается ужинами на черной скатерти, напивается коктейлями, которые смешиваются с помощью «губной гармоники» и их вкус можно сравнить со звуком музыкальных инструментов, поглаживает латинские и греческие колдовские книги из своей библиотеки, окружает себя мрачными картинами и драгоценными безделушками, словом, наслаждается человеконенавистнической утонченностью, как эстет-ипохондрик, находящийся на грани безумия: по своей оранжево-голубой гостиной он заставляет ползать черепаху с панцирем, инкрустированным рубинами (бедняжка в конце концов издыхает от этого), он выращивает сад из плотоядных растений и фантазирует о проститутке-чревовещательнице. Дез Эссент, наверное, возненавидел бы коронавирус, демократизировавший изоляцию. Его затворничество на самом деле является проявлением снобизма: он запирается, потому что презирает остальное человечество, вульгарность людской массы, буржуазное уродство и «непрекращающийся поток человеческой глупости». Если ему подражают две трети планеты, то он становится банальным: какое унижение! Знаменитая фраза Барбе д’Оревильи о «Наоборот» указывает путь, по которому впоследствии пойдет Гюисманс: «После такой книги автору ничего не остается, кроме выбора между пистолетом и подножьем Креста». Для излечения от отчаяния Гюисманс выбрал монастырь. Куда пошел бы дез Эссент в 2021 году? Возврат к гиперпотреблению был бы продолжением коллективного самоубийства, но в обители траппистов не хватит келий, чтобы вместить всех неодекадентов. В результате промежуточным убежищем становится сельское уединение. Уехать из отвратительных агломераций в буколические жилища отшельников – такова, пожалуй, утопия наследников Гюисманса (здесь, как вы догадываетесь, я говорю со знанием дела). Загородный отдых представляется идеальным компромиссом для спасения души в XXI веке, при условии, что там всегда можно почитать Бодлера, Верлена и «Саламбо» Флобера, в шелковом халате, с бокалом приворотного зелья в руке. Таким образом, денди будущего – это гибрид хипстера, разводящего овец в Ларзаке, и Большого Лебовски, предающегося лени в калифорнийских серферских шлепанцах. Давайте совмещать пороки: нам не нужно выбирать между сюрвивалистским подпольем Дж. Д. Сэлинджера и самодостаточным представителем светской тусовки, заделавшимся «неосельским» жителем, который выращивает свою клубнику. Конечно, тут мы весьма далеки от скандального позерства замечательного декадентского затворника 1884 года. Но времена изменились, апокалипсис тоже.
