усвоить Рембо, пересечься с Гитри, ошеломить Кокто, покорить Жида и восхитить Мориака.
Ну конечно, ее можно считать слишком буколической, очень пасторальной, почти жеманной, к ней можно относиться несерьезно, по-снобистски посмеиваться над румяной крестьянкой. Все бабочки и розы в ее чарующем саду довольно смехотворны. И все же смею заверить вас, что ее глухомань является нашей последней надеждой. Давайте не будем забывать, что двум ее братьям и сестре не удалось избежать ностальгии по этому детскому раю: к тому же Эдем, о котором говорит Колетт, также является адом, из которого никому не выйти живым. Мне нравится, как Колетт осмеливается на все, она обращается лично к тебе, она смешивает прошлое и твое желание, деревья и твою смерть. Она, жившая над изысканным рестораном Grand Vfour, лишает нас свободы, а потом снимает с нас ограничения в «Усиках виноградной лозы» и в «Чистом и порочном». Она пантеист-агностик. Если сравнивать Колетт с кулинарным изделием, то она была бы чем-то от шеф-повара Алена Пассара, взрывом вегетарианских вкусностей. Ты чувствуешь, что это полезно для твоего здоровья, но не можешь удержаться от мысли об удовольствии. Ты заново открываешь для себя морковь, сельдерей, укроп, благородные чувства. В предисловии к «Диалогам животных» Франсис Жамм (друг моего деда [5]) пишет: «Иногда кажется, будто мы рождаемся. И смотрим».
Как решить все наши проблемы, понять смысл жизни, существование Бога? Достаточно просто смотреть. Например, на «густую траву, [которая] устилает подножия деревьев». В городских джунглях, среди мелкодисперсных частиц и социального жилья, между гневливыми таксистами и горящими киосками, Колетт показывает нам путь для выхода из капитализма гиперпотребления с его климатическим апокалипсисом и параличом в сфере здравоохранения. Ее «волосы, пахнущие лесом» – наш последний шанс. Я знаю, что рассуждаю как неосельский парижанин, ну и пусть, я не стыжусь своего стремления к зелени. Человечество больше не может жить задыхаясь. Колетт пришла в литературу, когда мир ощутил запах пыли. Она прошла через две войны, а потом открыла окно. Это Жанна д’Арк эпохи индивидуалистов: ее эпикурейство является антиконсюмеристским. А ее гедонизм – это буддизм.
Нравоучение Колетт состоит в том, что можно достичь вершин в литературе… при условии, если к ним не стремиться. «С минимумом средств и максимумом музыки», – резюмирует ее друг Леон-Поль Фарг. В настоящее время читать Колетт просто необходимо. В качестве оздоровительного литературного упражнения. Колетт больше чем феминистка: она женственна. Ее сила обусловлена ее родной сельской местностью. Она эколог-гурман: первое гарантированно 100 % органическое человеческое существо. Она роза, клубника, кошка, «восхитительная и успокаивающая листва, которой жаждет моя душа». Представительница исчезнувшего вида показывает нам дорогу, по которой нужно следовать, ведь скоро у нас не будет иного выбора, кроме как вернуться на лужайку на берегу моря, поговорить с пчелами и соловьями, воскресить материнскую любовь, возделать наш огород без глифосата и в ожидании финального цунами перечитать все прекрасные книги Дамы из Пале-Рояля.
Благодарности
Автор благодарит Жана-Рене Ван дер Плэтсена, Николя Унгемута и Жана-Кристофа Бюиссона из журнала Le Figaro Magazine, а также Лакиса Прогидиса из литературного обозрения L’Atelier du roman («Мастерская романа»), Максима Далле из художественного вестника Raskar Kapac, Айтора Марина из журнала Icon El Pais и Николя Эспиталье из журнала Sud Ouest Mag за публикацию первых версий некоторых из этих текстов.
