Хойт. Николь, со своей стороны, спит с военным Томом Барбаном. В конце концов всем это надоедает. Изображение тонких любовных перипетий роскошно и зловеще; в подобном ремейке «Госпожи Бовари» или «Анны Карениной» персонажи страдают в легких платьях, на фоне сиреневых закатов, на берегу Средиземного моря. «Ночь нежна» искусно выстроена вокруг возвращения к прошлому, что придает иронию названию, вдохновленному Джоном Китсом. В этой трагедии нет ничего нежного: распад брака представляется непоправимым, как проклятие. Психиатру никогда не удастся вылечить свою жену от шизофрении – Фицджеральду тоже.
Немного чокнутый автор является своего рода американским Дриё ля Рошелем, им обоим свойственно непреодолимое влечение к богатым женщинам. Только лимузины не приносят счастья, а выход из отчаяния состоит не в том, чтобы просто пить джин в роскошных отелях. Есть два типа фанатиков Фицджеральда: гэтсбисты и дайверисты.
Те, кто предпочитает Гэтсби, отдают приоритет гламуру, утонченной печали и американскому восточному побережью. Те, кто выбирает супругов Дайвер, предпочитают Ривьеру и понимают, что любви в настоящем не бывает: есть только желание (будущая любовь) и ностальгия (прошлая любовь). В черной сказке для грустных детей, предположительно вдохновленной жизнью Джеральда и Сары Мерфи (которым посвящен роман), на самом деле закрепилась трагическая судьба Фицджеральда, умершего в сорок четыре года, и его жены Зельды, умершей в сорок восемь, а значит, книга в полной мере автобиографична. Фицджеральд здесь излил самую прекрасную музыку в мире: пессимизм легкомыслия. Такая падшая благодать делает «Ночь нежна» последним всецело романтическим романом XX века.
Номер 4. «Волшебная гора» Томаса Манна
(1924)
Когда мы перечитываем «Волшебную гору» в 2021 году, самую большую озабоченность вызывает то, что заточение Ганса Касторпа в санатории Бергхоф в Давосе предшествовало Первой мировой войне. Следует ли нам из этого сделать вывод, что после вакцинации против Covid-19 нас ожидает еще более трагический катаклизм? Молодой герой Томаса Манна приезжает навестить своего двоюродного брата Иоахима «на высоте тысяча шестьсот метров над уровнем моря»: он должен был пробыть там три недели, но останется на семь лет, до войны 1914 года. В романе, опубликованном в 1924 году, используется очень эффективный прием: описывается прошедшее действие вместе со всем, что писатель знает о будущем. Следовательно, писатель наслаждается странной формой преимущества перед своими персонажами, потому что он знает то, о чем они не догадываются: о подстерегающем их несчастье.
Манн подчеркивает это во вступлении: данная история «намного старше его по возрасту». Сегодняшний читатель, столетие спустя после публикации книги, всеведущ вдвойне: ему больше, чем писателю, известно о том, что произойдет дальше. Мы читаем «Волшебную гору» так, словно рассматриваем пожелтевшие фотографии будущих трупов в смокингах. Жители санатория спасаются от пневмонии, ведя светские, политические или интеллектуальные разговоры. Там холодно; они много кашляют и часто умирают. Что не мешает Гансу влюбиться в красивую русскую женщину Клавдию. Внешний мир продолжает вращаться, но его вибрации кажутся смягченными. Разумеется, роскошь швейцарского лечебного учреждения (там пьют вино Gruaud Larose) не имеет ничего общего с технологической нагрузкой на современные реанимационные службы. Однако его приглушенная атмосфера внушает странное чувство, которое нам хорошо знакомо с марта 2020 года: самоизоляция порождает отчаяние, неизвестность, глубину, истину. В навязанном уединении каждый сталкивается с самим собой. Кто я, черт возьми, перед лицом небытия? Каково мое будущее в эту непостижимую эпоху? Что делать, если даже моя булочница носит маску? Что станет с Европой, если все дискоклубы Ибицы останутся закрытыми? Молодой человек из Давоса быстро постареет и в конце концов выйдет из своего затворничества на чистый воздух. Каждый из нас – Ганс Касторп, находящийся в стороне от зараженного мира, неспособный остановить разыгрывающиеся там катастрофы, временно защищенный от неминуемой смерти.
Кто мы, трусы, укрывшиеся в горах, или обреченные, сами того не ведая? Как говорит Иоахим: «Время тут и летит, и тянется, как посмотреть […]. В сущности, оно стоит на месте, это же не время и это не жизнь. […] Я тут должен протухать, как застоявшаяся вода в яме». Отличное резюме 2020 года.
Номер 3. «Мнимый больной» Мольера
(1673)
Мольер бы сильно расхохотался при виде того, что врачи 2020 года захватили власть во Франции, как при Людовике XIV. «Мнимый больной» – последняя пьеса Мольера. Он умер, исполняя роль Аргана, человека, которому нравится, чтобы его лечили весь день напролет. Мольер так хорошо сыграл ипохондрика, что заболел по-настоящему. Скончался он не от коронавируса, но от чего-то подобного: в то время говорили «воспаление груди». В одной из смешных сценок пьесы Туанетта приписывает все болезни Аргана легким, что превращает «Мнимого больного» в реалистичный репортаж, а саму комедию – в автобиографию. Сегодня Мольер, несомненно, помер бы со смеху, просматривая новостные каналы в непрерывном режиме. На протяжении всей карьеры его любимым занятием было издеваться над докторами. Он посвятил им пять пьес: «Летающий доктор», «Любовь-целительница», «Лекарь поневоле», «Господин де Пурсоньяк» и «Мнимый больной». Мольер считал врачей лгунами, жуликами, фантазерами, говорящими на непонятном языке, которые наживаются благодаря страху смерти.
К счастью, многое изменилось. В этой благородной профессии больше нет некомпетентных и претенциозных людей. Совершенно очевидно, что доктор Нок из пьесы Жюля Ромена сегодня не появился бы на телевидении: у нас уже нет слепого доверия к шарлатанам. На смену клизмам пришли интубации: неоспоримый прогресс. Через триста пятьдесят лет после своего создания «Мнимый больной» не имеет ничего общего с пятью миллиардами жителей земли, сидящих на карантине из страха перед китайским вирусом. Тем более нет никакого сходства ни с трепетным повиновением всех политиков мира тирании Диафуарисов из разных университетов, ни, конечно, с глобальным психозом людей, столкнувшихся с неприемлемой для них мыслью о своей конечности.
К счастью, такие фразы, как: «Я предпочел бы умереть от его лекарств, чем выздороветь от лекарств другого врача» (в пьесе «Господин де Пурсоньяк»), теперь устарели. Никогда крупный деятель национального комитета медицины не произнес бы такие глупости, как Сганарель в пьесе «Лекарь поневоле»: «Так вот, эти газы, о которых я говорил, переходят из левого бока, где помещается печень, в правый, где находится сердце, и бывают случаи, что легкое, armyan по-латыни, сообщающееся с мозгом, который по-гречески зовется nasmus, посредством полой жилы, по-древнееврейски cubile, встречает на своем пути вышеупомянутые газы, скопляющиеся
