двенадцать или тринадцать. Под воздействием военной пропаганды, под чьим обстрелом мы находились постоянно в течение почти пяти лет, – и еще из‐за того, что все мы, как еврейские дети, знали, что такое антисемитизм, – мы очень рано научились замечать проявления неравенства в американском обществе.
Слепой восторженный патриотизм, которым нас накачивали на всем протяжении войны, сразу же после 1945 года перерос в озабоченность современной социальной несправедливостью. В моем случае учительница восьмого класса поручила мне и моей умненькой однокласснице написать – частично на мамином «Ундервуде» – сценарий выпускного спектакля, который мы назвали «Пусть звонит колокол свободы».
В нашей одноактной квазиаллегорической пьесе, проникнутой мощным назидательным пафосом, главная героиня по имени Терпимость (блистательно сыгранная моей соавторшей) противопоставлялась антагонисту по имени Предрассудок (которого со зловещими ужимками исполнял я). В пьесе были исполнители второстепенных ролей из числа наших одноклассников, которые в серии виньеток, изображавших их повседневные дела и устремления – что должно было продемонстрировать, какие все это чудесные милые люди, – показывали представителей этнических и религиозных меньшинств, ставших невинными жертвами пагубной дискриминации и неравенства. Терпимость и Предрассудок, невидимые для других участников пьесы, стояли в углу сцены и в каждом эпизоде с пафосом обсуждали человеческие качества представителей этих разных групп американцев не англосаксонского происхождения, при этом Терпимость цитировала пассажи из Декларации независимости, Конституции США и газетных статей Элеоноры Рузвельт, а Предрассудок, окидывая ее взглядом, в котором жалость мешалась с отвращением, и с интонациями, каких он бы никогда не позволил себе дома, произносил подлейшие слова о неполноценности этих достойных меньшинств – эти слова могли сойти ему с рук лишь потому, что так было положено говорить по его роли в школьном спектакле. После представления, уже в коридоре, пока я еще не снял свой черный костюм, моя любящая мать, с гордостью и восторгом заключив меня в объятья и отдавая должное моему актерскому таланту, призналась, что еле смогла усидеть на кресле в зале, потому что ее, в жизни не поднявшую ни на кого руку, так и подмывало влепить мне оплеуху. «И где ты научился быть таким скверным? – смеялась она. – Ты был неописуемо омерзителен!» По правде сказать, я и сам не знал где – мой персонаж вселился в меня буквально ниоткуда. Но в глубине души я ликовал при мысли, что у меня есть врожденный талант к таким ролям.
«Пусть звонит колокол свободы» завершался тем, что весь актерский состав, изображавший разные меньшинства, выходил на сцену, держась за руки, и в свете рампы к ним присоединялась Терпимость, которая вдохновенно пела «Дом, в котором я живу», знаменитую поп-ораторию 1942 года во славу американского плавильного котла, которую записал тогда Фрэнк Синатра. А тем временем со сцены как побитая собака уходил в свою мрачную обитель презренный Предрассудок, напоследок злобно выкрикнув фразу, которую я у кого‐то слямзил: «Этот ваш великий эксперимент долго не продлится!»
Таким было мое начало, так в моем родном городе был дан старт литературной карьере, длящейся по сей день. И не будет большим преувеличением сказать, что двенадцатилетний мальчишка, написавший в соавторстве «Пусть звонит колокол свободы», стал отцом мужчины, написавшего «Заговор против Америки». Что же до Эрика Дункана, этого славного шотландца, то через много лет после того, как я приписал ему авторство «Шторма у мыса Гаттерас», у меня нет-нет да возникало сожаление, что я не взял себе этот псевдоним до того, как «Случай Портного» вышел в свет. Моя жизнь могла бы стать совершенно другой!
Errata
Первая часть этого открытого письма в «Википедию» была опубликована в блоге журнала New Yorker 6 сентября 2012 года. Впоследствии Википедия устранила или исправила ошибки, указанные в полном тексте письма, который публикуется здесь впервые.
1. Людское клеймо
Уважаемая Википедия!
Я – Филип Рот. Недавно мне пришлось впервые прочитать статью Википедии о моем романе «Людское клеймо». Статья содержит грубо ошибочное заявление, которое я бы просил Вас удалить. Это заявление попало в Википедию, удобнейшую энциклопедию у каждого под рукой, не из мира фактов, а из бурления литературных сплетен – и в нем нет ни грана правды.
Однако когда я через моего официального представителя обратился в Википедию с просьбой удалить это ошибочное заявление вместе с рядом других, «администратор английской Википедии» сообщил моему представителю – в письме, датированном 25 августа и адресованном моему представителю лично, – что я, Рот, не являюсь надежным источником. «Я понимаю ваш довод, что сам автор является высшим авторитетом, способным судить о собственных произведениях, – пишет администратор Википедии, – но мы требуем учитывать и косвенные источники».
Так возник повод для моего открытого письма. Не сумев добиться важного изменения в тексте с помощью обычных каналов связи, я не знаю, как мне еще действовать.
В статье о моем романе «Людское клеймо» было сказано, «что книга предположительно был вдохновлена жизнью писателя Анатоля Бруайара». (Формулировка с тех пор была изменена коллективной редактурой Википедии, но ложное утверждение так и осталось.)
Подобное предположение не имеет никакого фактического подтверждения. «Людское клеймо» вдохновлено печальным событием в жизни моего покойного друга Мелвина Тумина, тридцать лет проработавшего профессором социологии Принстонского университета. Однажды осенью 1985 года Мел, который всегда и во всем, в большом и малом, проявлял принципиальность, делал перекличку на своем курсе по социологии и заметил, что двое студентов не посетили ни одного занятия и даже не пытались встретиться с ним и объяснить причину своего отсутствия, хотя была уже середина семестра.
Покончив с перекличкой, Мел поинтересовался у аудитории об этих двух студентах, которых ни разу не видел. «Кто‐нибудь знает этих людей? Они реально существуют или они призраки?» – именно такой вопрос Коулмен Силк, главный герой «Людского клейма», задает слушателям своего спецкурса по классической литературе в массачусетском колледже Атена.
Почти сразу же Мела вызвали к университетскому начальству и попросили разъяснить, почему он назвал студентов «призраками» – дело в том, что оба студента-прогульщика оказались афроамериканцами, а слово «призрак» одно время в Америке считалось обидным прозвищем чернокожих, пускай и более мягким, чем «ниггер», но все же не менее оскорбительным. В ходе развернувшейся в последующие месяцы охоты на ведьм с профессора Тумина сняли все порочащие его обвинения, но лишь после того, как он дал многократные и пространные разъяснения, опровергая выдвинутые против него обвинения в выражении расовой ненависти.
Этот инцидент оброс кучей иронических смыслов, смешных и не очень, потому что Мел Тумин давным-давно обрел общенациональную известность в кругах социологов, общественных деятелей, активистов движения за гражданские права и либеральных политиков после публикации в 1959 году его новаторского социологического исследования «Десегрегация: сопротивление и готовность», а затем, уже в 1967 году, труда «Социальная стратификация: формы и функции неравенства», который вскоре стал настольной книгой современных социологов. Более того, прежде чем стать профессором Принстона, он возглавлял комиссию мэра по расовым отношениям в Детройте. После его кончины в 1995 году в «Нью-Йорк таймс» вышел некролог под заголовком: «В
