«Я эту вашу Тартт не читал, но хочу её обесценить» — другое дело. Мифический экскаваторщик, не читавший Пастернака — фигура в нашей (и мировой) культуре онтологическая. Но тут я весело наблюдал зеркальную картину к избиению авторов романов про попаданцев. Фантастические во всех смыслах авторы тоже были обижены и тоже бормотали о своей обиде. Иные говорили, что их не стоит трогать, это создаст им популярность, третьи советовали, что нужно писать не о неудачных книгах, а только о тех, что получше. И всё это напоминало старую присказку «Давай, Петро, городским наваляем?» — «Давай. А если они нам?» — «А нам-то за что?». Нет, не нравится тебе книга, тут рецепт один: «… Казаки имели ко мне сожаление и сказали:
— Ударь её из винта.
И, сняв со стенки верного винта, я смыл этот позор с лица трудовой земли и республики» [313].
А как начнёшь думать о сладкой гармонии, так и сказать будет нечего. Тут на втором шаге начинает маячить мантра «оскорбление чувств верующих». Есть предметы, у которых по определению всегда присутствует неограниченный круг поклонников, и мы, сказав о чём-то «против шерсти», неминуемо их расстроим.
Ну так и у всего в нашем неприукрашенном мире куча поклонников — у Донны Тартт, у Дарьи Донцовой, у рыбалки и футбола, у Советской власти, у однополой любви и у пирогов с вишней. Но говорить о любой вещи нужно, только осознанно и точно, не перевирая цитат и ответственно исследовав явление согласно своим силам и возможностям.
23.09.2019
Циннобер (об одной шведской девочке и не только о ней)
У писателя Гофмана есть одна сказка (её иногда называют новеллой, но в ней страниц сто. Её часто воспринимают, как смешную, но ничего смешного в ней нет, хотя всё действие происходит будто в декорациях из розовых кустов. Там одна фея (не от большого ума) решает осчастливить несчастного ребёнка, похожего на альрауна (уродливого мелкого духа-оборотня), и наделяет его даром всем нравиться. И действительно, жизнь его круто идёт в гору, вот он уже становится министром при дворе князя Пафнутия (хорошее имя), и гордо зовётся фон Циннобер. Всё бы хорошо, но он перешёл дорожку одному романтическому студенту (у Гофмана всегда в запасе какой-нибудь романтический студент), и как раз этот студент лишает великого Циннобера неожиданного дара.
И вот перед толпой маленький уродливый ребёнок, и толпа, которая только что боготворила мудрого Циннобера, начинает кричать: «Альраун! Как он уродлив! Как он мерзок!», — видимо, подразумевая, что они-то лучше. И это непостоянство толпы как раз и есть самое страшное у Гофмана. Несчастный Циннобер вновь превращается в бедного крошку Цахеса, и единственный, кто испытывает к нему хоть какое-то человеческое чувство — его мать. Впрочем, и это уже посмертно, потому что Цахес утонул в ночной вазе и придворные его хоронят, как хоронят дети умершую канарейку.
Меня давно интересует этот социальный прибой, похожий на морской. После того как в поле зрения толпы появляется неожиданный человеческий феномен — будь то знойная балерина, нервная жена олигарха или чудо-ребёнок, то сначала идёт волна весёлого добродушного изумления «ты бач», потом набегает волна раздражения, когда феномен подсаживается к тебе в жизнь, лезет на тебя из дырок в утюге и говорит что-то странное. Третья волна в этом прибое — появление людей, которые говорят на манер персонажа фильма «Покровские ворота»: «А если он прав?» — и это довольно опасно для впечатлительных персонажей, потому что абсолютной неправоты нет ни у кого, даже, по слухам, у Врага рода человеческого. А поскольку среди людей, раздражённым какими-нибудь поп-феноменом немало просто недобрых, то гуманисты норовят побить раздражённых, ну, и раздражённые не остаются в долгу. Наконец, последняя волна цикла смывает всё — феномен оказывается на почётной пенсии, как юная нобелевская лауреатка в Канаде, или та двенадцатилетняя девочка, которой страшно было выходить из дома из-за озоновой дыры (она, кажется, рассказывала об этом с трибуны ООН). Проблема — на прежнем месте, фонды — при деньгах, и только рассорившиеся бескорыстным образом друзья с удивлением озираются: как они могли набрызгать яда в самое дорогое — собственные человеческие отношения.
Меня как-то спросили, что рациональный человек может извлечь из истории со шведской девочкой, которую прибоем принесло в неокрепшие умом русскоязычные сети. Сам феномен этот оказался на слуху именно последнюю неделю, меж тем появился не вчера. Но удивительна быстрота оборота человека в этом движении воды и пены. История, впрочем, знает множество девочек, с которыми случилось Откровение, и они пришли к людям рассказать правду. Это своего рода канон, и там есть девочки, говорившие не только об экологии, но и об ужасах войны, о нарушении прав человека, о том, как они увидели Богородицу и многих других важных вещах.
Самая известная из них — одна француженка, и расписание её жизни довольно стремительно. Жанну д'Арк сожгли в неполные двадцать. Она родилась примерно в 1412, а взошла на костёр в мае 1431. В тринадцать лет она слышит голоса (1425). Эта латентная фаза продолжается года три: — девочка находится вне публичной сферы. Когда ей шестнадцать (1428) она приходит к местной власти, но её прогоняют. Она возвращается через год и ей разрешают ехать ко двору. Она попадает туда в марте 1429 года, и в конце апреля уже воюет. Три месяца войны, потом зимняя пауза-спячка, по весне снова три месяца войны, а дальше — плен и понятно что. В итоге — год с небольшим.
Сейчас времена не в пример более гуманные, и знаменитые девочки погибают не так часто.
Но что может извлечь честный обыватель из такого феномена, если он не является человеком верующим? (А современная экология есть во многом предмет веры, и войны вокруг её постулатов на поверку выходят религиозными войнами).
Во-первых, это опыт, который учит обывателя работе с внешним раздражителем — вот ты оказался в полосе прибоя, где только и говорят о чём-то. Что тебе сделать: отойти в сторону, кинуться в бой, испытать раздражение от того, что в интернете кто-то неправ, облегчение от психотерапевтического выговаривания? Можно выбрать любое, и всё может оказаться цинично-полезным. Надо понимать границы своего знания, и вовсе не стыдно сказать себе: «Я этого не понимаю и не уверен, что мне это нужно».
Во-вторых, вспомнить, что внешний мир норовит тобой манипулировать. Ну, да — некоторые мои друзья, да и я сам имел опыт, когда гопники, собираясь отнять
