Кстати, о Степашине и о вашем любимом детище — НТВ. В тот короткий двухмесячный период своего премьерства Сергей Вадимович пытался помочь акционерам НТВ.
Да, назначение Степашина на пост премьер-министра в «Медиа-Мосте» было встречено радостно, потому что у акционеров были давние дружеские отношения с Сергеем Вадимовичем. Его жена даже работала одно время в питерском отделении Мост-банка…
В июле «Медиа-Мосту» предстояло заплатить первую сумму по госкредиту, предоставленному на создание системы «НТВ-плюс» В сравнении с размером кредита (150 миллионов долларов) первый платеж был небольшим — 15 миллионов долларов. Так вот, дней за десять до даты платежа ко мне на встречу в Минфин попросился владелец НТВ Владимир Гусинский. В разговоре со мной он был очень напорист: по этому кредиту ни первого, ни второго, ни десятого платежа внесено не будет. На мои возражения, что платить, безусловно, придется, поскольку существующий договор четко обозначает даты и суммы, Гусинский отвечал очень просто: «Вы новоиспеченный министр финансов и ничего не знаете о важных политических договоренностях». И далее пояснил, что, мол, мы — группа «Мост» — на выборах 1996 года власть поддерживали, и тогда было понимание, что за это все долги списываются.
Я продолжал настаивать, что существуют прямые безусловные обязательства, вытекающие из кредитного договора, и их необходимо исполнять. Гусинский не выдержал и говорит: «Сейчас вам позвонит премьер» И прямо из моего кабинета по мобильному набирает Степашина. Тот моментально перезванивает мне по прямой правительственной линии и начинает уговаривать: «Уладьте вопрос, придумайте что-нибудь, нам не нужны скандалы».
Отвечаю: «Если считаете это правильным, издайте распоряжение правительства на сей счет, ничего другого придумать не могу». В общем, этот разговор с премьером окончился ничем. Тогда возмущенный акционер прямо заявляет, что так просто мне это не пройдет, что я об этом еще пожалею.
Сегодня мне думается, что больше всего потом пришлось пожалеть Степашину. Эта попытка помочь Гусинскому и «Медиа-Мосту» обошлась ему гораздо дороже, чем многим тогда казалось. К тому моменту в администрации президента — не без участия Бориса Березовского, который тогда был в фаворе, а с Гусинским в очередной раз рассорился, — уже созрело, насколько мне известно, политическое решение: отобрать у Гусинского НТВ и другие медиаактивы, а его самого оттеснить на обочину политической и деловой жизни. Любые действия Степашина, не вписывавшиеся в генеральную линию, воспринимались едва ли ни как предательство. Потом мне рассказывали, что будто бы после того случая Александр Волошин заявил в узком кругу, где принимались важнейшие политические решения, в том числе и по преемнику: Степашин на эту роль не годится — хотя бы потому, что не сможет «разобраться с Гусем». Но тогда далеко не все понимали реальный расклад сил. Многие наивно полагали: вот еще чуть-чуть надавим — и все будет по-нашему.
На следующий день в газете «Сегодня» (главным редактором был Михаил Бергер), входившей в холдинг Гусинского, появилась подметная статья. В ней рассказывалось о том, что по Москве ходят слухи, мол, новый министр финансов якобы берет «откаты» — за это его прозвали «Миша — два процента» Тут же «Эхо Москвы» подхватило эту информацию. А еще через день телеканал НТВ, как всегда красочно, с цветными схемами, показал и рассказал нечто подобное. И так по кругу несколько раз.
Через месяц вся эта ложь из прессы исчезла. Вновь она всплыла на поверхность через 6 лет, в июле 2005 года. Но это уже совсем другая история…
Справедливости ради замечу: ровно тогда же поток негативной информации обрушился и на «Медиа-Мост». Глава администрации Александр Волошин и канал ОРТ, который в то время контролировался Березовским, выступили с очень жесткими разоблачительными заявлениями в адрес «Медиа-Моста»: дескать, он давно уже банкрот, всем вокруг должен, чуть ли не миллиард долларов и т. п. Хотя на самом деле таких долгов у «Моста» никогда не было, а сроки платежей по реально существовавшим задолженностям подходили еще не скоро — за исключением того, о котором вы только что рассказали. К тому же при желании долги всегда можно было реструктурировать. НТВ после кризиса 1998 года могло также рассчитывать на стабилизационный кредит, переговоры такие велись. Для сравнения: государство тогда оказало поддержку ОРТ аж на сто миллионов долларов, а НТВ ничего так и не дали. Уверен, что решение принималось на самом высоком уровне — по политическим соображениям. Но давайте все-таки поговорим о ваших первых шагах на посту министра финансов.
Сразу же после назначения министром в конце мая 1999 года я пригласил вернуться в Минфин первым замом Алексея Кудрина: он полгода уже как ушел из Минфина в РАО «ЕЭС России». В течение дня он дал мне положительный ответ. Я также позвал работать своим замом по налоговым делам Сергея Шаталова. Он тоже согласился, хотя у него было хорошее место в иностранной аудиторской компании. Премьер Степашин поддержал мою просьбу и назначил Кудрина и Шаталова. Началась подготовка проекта бюджета 2000 года.
Мне пришлось ускоренными темпами вникать в новую для себя бюджетную проблематику. Спать удавалось по два-три часа в сутки. Мне тогда очень помогли мои коллеги по Минфину — тот же Алексей Кудрин, Татьяна Голикова, Татьяна Нестеренко, Любовь Куделина и другие, на которых всегда можно было опереться. Благодаря их поддержке скоро я ориентировался в бюджетных вопросах не хуже, чем они.
Я поставил цель — сделать этот бюджет первым бездефицитным бюджетом новой России, который заложил бы основы макроэкономической стабилизации. Олег Вьюгин (он тогда был первым замминистра) совместно с ЦБ составил реальный, без приукрашиваний и лишнего пессимизма, макроэкономический прогноз. Мы с вице-премьером Виктором Христенко определили основные бюджетные приоритеты. Налоговый министр Александр Починок с энтузиазмом взялся за дело в части повышения собираемости налогов. Мои коллеги по Минфину стали вычищать расходы, концентрируя ресурсы на приоритетных направлениях. Ведь тогда на нас висели многомиллиардные долги перед населением по зарплатам, пенсиям, социальным пособиям, содержанию военных, в стране нормой были неплатежи и бартер. Но достигнуть бюджетного баланса можно было, только существенно снизив объемы платежей по внешнему долгу. Для этого правительства стран основных кредиторов, то есть «Большой семерки», должны были одобрить уже достигнутые договоренности по условиям реструктуризации долга.
Как же вы решили добиваться этого? Новый премьер, новый министр…
Доложили Борису Ельцину, и тот решил немедленно, с ходу поставить этот вопрос на саммите G-8.
Но летом 1999 года Ельцин очень неважно себя чувствовал.
Действительно. Поэтому российское участие было разбито на два этапа: первый день саммита — глава делегации Степашин, второй день — сам Ельцин. Мы с Сергеем Степашиным прилетели в Кельн, провели переговоры с Герхардом Шредером, который только что стал канцлером после выборов. Встретились с другими руководителями стран «Семерки». Затем прилетел Борис Николаевич, а Степашин вернулся в Москву. Ельцин добился, что на второй день «Восьмерка» рассмотрела наш финансовый вопрос, который не был включен в повестку саммита. В результате принципиальное понимание было достигнуто.
На обратном пути президент пригласил меня в свой самолет. Я рассказал ему о бюджетных приоритетах и имеющихся проблемах. Ельцин одобрил наши подходы и дальнейшие шаги по работе с кредиторами.
Потом осенью, уже после смены премьера, президент на очередной официальной встрече со мной под камеры одобрил наш проект бюджета.
Ельцин тогда еще прямо наставлял Христенко: «Слушайте Касьянова, держитесь поближе к нему, и у вас все будет хорошо».
Если честно, этим Борис Николаевич поставил меня в неловкую ситуацию.
Началась думская предвыборная кампания, и мы с Христенко и Кудриным вступили в битву с уходящей Думой за бюджет-2000. Премьер Путин в то время в основном занимался Чечней, но все же пришел в Думу поддержать нас. Совместными усилиями нам удалось добиться одобрения бюджета, который, безусловно, заложил основы для макроэкономической стабилизации. Страна спокойно могла пройти через 2000-й финансовый год.
Ваш главный недостаток?
Дотошность, доводящая до сумасшествия моих близких.
Ваше главное достоинство?
Дотошность, позволяющая добиваться цели.
Способность, которой вам хотелось бы обладать?
Всегда завидовал джазовым виртуозам.
